– День был тяжелым, но не надо все на себя примерять. Ты знаешь, как я к тебе отношусь, – сказал Суровин, стараясь, чтоб это не походило на извинение.
– Я почувствовала себя вторым сортом уже в вагоне поезда, которым нас вывозили с Киева. Это был грузовой вагон. Рядом храпел толстый мужик, ужасно вонючий, а утром пытался меня лапать и куда бы я не уходила, он таскался за мной и никто не предлагал помощь: всем было все равно. Я говорила, просила, а они не понимали английский, или делали вид, что не понимали. Там же ходили в туалет и делили остатки еды. Плачущие дети всех раздражали, матери сходили с ума, пытаясь их успокоить. Остался только страх. Человечность очень быстро истирается, – Джеки судорожно вдохнула и выдохнула, – если б было бы наоборот, из меня получилась бы отличная белая госпожа, – и с улыбкой растеклась по креслу.
– Не понял. Иностранные фильмы стали показывать? Или генетическая прошивка?
– Я бы иногда отпускала тебя на работу, и ты бы сам чистил эту чертову картошку. Да, я бы отомстила за угнетение русских женщин.
– Понятно: ведешь подрывные беседы среди наших. Осуждаю.
– И что? Какие санкции наложишь?
– Нет, – устало вздохнул Иван. За день он выдохся, чтобы еще спорить с женой. Да и надо понимать, Джеки тоже немного не в себе после пережитых волнений. Не встретив более машин, они добрались до корабля, стоявшего у въезда в Исту, и скоро остановились у Нининого садика. В окнах садика горел свет, слышались детские голоса, пахло овсянкой и печеньем с молоком. В Нинином доме за квадратной, просторной прихожей идет просторная гостиная с кухней. Она служит игровой и столовой. На часах доходило девять, разложив на полу диванные подушки, нянечка включила мультфильмы. Нина встретила их в коридоре: похудевшая, в платье-халатике она поставила руки в боки и осуждающе покачала головой: – Вы что действительно ее забыли?, – спросила Нина.
– Позови Аню, – велел Иван, и когда девочка появилась в той же пижаме, что исчезла, оба родителя застыли и, не веря своим глазам, несколько мгновений просто смотрели на нее. Потом Джеки зацеловала ее, крепко-крепко обняла, вдохнула аромат макушки и снова утирала слезы.
– Расскажи еще раз, как она появилась, – приказал Иван. Чуя неладное, Нина пожала плечами и призналась: – как обычно дети появляются, так она и появилась. Вошла, поздоровалась. Я спросила ты с родителями? Она еще ответила: наверное. Я подумала, шутит. Вот и все.
– Видела сегодня незнакомцев в Исте?
– Я и знакомцев не видела, целый день мело, вон только успокоилось.
– А в последние дни?
– Нет. Знаешь, Вань, никого.
– Обо мне кто-нибудь спрашивал?
– Ну о тебе нет-нет, кто-нибудь да вспомнит, – игриво сказала Нина и вздохнула, – но все больше знакомые.
– Понятно. Как вообще дела?, – спросил Иван, – соседи помогают?
– Да как сыр в масле. Все хорошо. Подбережный обещает новый садик. Детей, сам видишь, много. Надо расширяться.
– Поедем. Нам еще обратно возвращаться, – нацеловывая испугавшуюся такой бурной реакции Аню, позвала Джеки и начала ее переодевать.
– Какой ехать?! Ночь на дворе: оставайтесь ночевать в своем доме. Я вас накормлю, в доме у вас на первом этаже тепло. Вы как уехали, Подбережный держит дом на всякий случай.
– Да…, – задумчиво сказал Суровин и подумал, – переночуем в Исте, сейчас только обсудим с одной маленькой девочкой ее перемещения, – подхватил Аню и потащил к машине.
