Наконец Эдди объяснили, что это анекдот века: пьяный бакинец едет в поезде Баку – Москва. Выйдя на одной из станций на перрон подышать, он с пьяных глаз садится в поезд направляющийся обратно в Баку. Через какое-то время он интересуется у пассажира с верхней полки, скоро ли поезд будет в Москве. Удивлённый пассажир отвечает, что лично он едет в Баку. Поразмыслив над этой неожиданной новостью, незадачливый пассажир восклицает: «Вай, мама! Двадцатый век, да? Верхний полка едет в Баку, нижний – в Москву. Прогресс, да!».
Во втором часу ночи, набивая синяки на плечах о тамбурные проходы, компания вернулась в купе из вагона ресторана. Эдди свалился на скамью не раздеваясь.
Когда, застонав, он разлепил глаза, за окном проплывал заснеженный пейзаж, замедляя ход, поезд подходил к станции Минеральные Воды. Воздух в купе состоял из продуктов окисления винных паров и «аромата» подсыхающих носков черноволосых усачей, заботливо уложенных стоймя в туфли хозяев. Усачи спали со страдальческим выражением на зелёных вурдалачьих лицах, один из них периодически во сне хихикал, бормоча: «Верхний – в Баку, нижний – в Москву».
Срывающимся шёпотом шепча: «Теперь я знаю, что такое клиническая смерть», ощущая озноб, сердцебиение и мучительную жажду, Эдди прошёл к проводнику. Не пива, не минералки у него не было, чай нужно было ждать.
– Долго будем стоять? – спросил он у проводника, тот глянул на него понимающе:
– Успеешь, брат. Один нога тут – другой там.
Пришёптывая, как мантру, одну и ту же фразу: «Вода – источник жизни на земле», Эдди накинул куртку, перекинул через плечо сумку, зачем-то прихватил с собой кейс и спрыгнул с подножки вагона. Его Величество Случай не собирался с ним расставаться – он спрыгнул на перрон вместе с ним.
В буфет змеилась длинная раздражённая очередь. Под недовольный людской ропот, не церемонясь, Эдди прорвался к стойке, кинул деньги на прилавок буфетчику, у которого под несвежим халатом была тельняшка, а на голове краповый берет десантника, судорожно выстучал по прилавку сигнал SOS и прохрипел: «Спасай, братишка, пожар в трюме». – «Пиво завозят после двенадцати, – отважный буфетчик поставил на прилавок две бутылки «Нарзана».
Одну бутылку Эдди сунул в карман куртки, крышку второй открыл зубами, выплюнув её на пол. Проталкиваясь к выходу из зала ожидания, задрав голову, он жадно припал к горлышку. Кто-то грубо толкнул его в бок. Эдди поперхнулся и выругался:
– Извиняй, братан, – обнажил щербатый рот долговязый мужчина в лёгкой куртке, нутриевой шапке и тёмных очках.
– Слышь, Гомер, полегче, – раздражённо скривился Эдди и опять припал к горлышку бутылки. Где-то внутри него включился неясный маячок интуитивного беспокойства, предчувствия беды, но обессиленный алкоголем организм не в силах был забить тревогу.
Нутриевая шапка быстро мелькала над головами людей, она приближалась к выходу из зала ожидания. И тут мозг Эдди оглушительно выстрелил гаубицей четырёхсотмиллиметрового калибра, он на миг остолбенело остановился. Ему показалось, что весь бурлящий станционный зал ожидания от этого взрыва остановился вместе с ним и замер, а бежала только нутриевая шапка поверх голов людей и она была уже у выхода.
Эдди судорожно хлопнул рукой по боку, бутылка выпала из руки и разбилась, по спине побежали мурашки, лоб покрылся испариной: сумка была разрезана! Со страстным и яростным криком: «Стоять, падла, порву как Тузик грелку!» – он бросился за вором, бесцеремонно рассекая толпу, испуганно шарахающуюся от него в стороны.
