– Девочки, все готово, разносите и по домам.
Василий вернулся в подвал, когда охранники уводили девочек. Окна были чисто вымыты, пол во дворе подметен.
При выходе из столовой, он взял со стола несколько кусочков вареного сахара. Увидев, что девочек уводят, дал каждой по кусочку сахара к чаю.
– Это ты новенький, какой хорошенький и воспитанный, – сказала шедшая впереди.
– Огрубеет и станет таким как все, – проговорила вслед вторая.
– Спасибо за светлые окна и чистый пол, они светят по-другому.
– Это тебе светят, потому что ты на свободе, а новеньким все кажется лучезарным и блестящим. Поработаешь здесь, и золото потускнеет в твоих глазах.
– Не болтай, Вася, с ними по пустякам, им пора в камеру. Подоспел ужин твоим «заразным». Неси.
Взяв в руки поднос, Василий снова спустился вниз, освещая дорогу фонарем. Подвал был уже освещен и около двери на уровне окошка висел фонарь.
За Василием наблюдали оба солдата. Подав пищу в окошечко, пожелав приятного аппетита, вернулся к солдатам.
– Через полчаса у твоих из первой и второй камеры – прогулка. Комиссар велел тебе оставаться с ними, а нам покрепче закрыть двери.
– А из третьей камеры тоже выпустить?
Охранник, стоявший у двери угольного склада, махнул Василию, чтобы подошел.
– Они уже отходили, – и показал в окно. Во дворе лежали убитые. – Это из третьей камеры. То монархисты, их прикончили, когда ты был в столовой. Скоро увезут.
Сотника при виде трупов затошнило, он ослаб, на теле выступил пот, ему стало жарко.
– Первый раз видишь мертвых?
– Нет, не впервые! На войне сам убивал.
– Я тоже смалодушничал, когда впервые увидел здесь такое, теперь привык. Уходи к своим, я закрываю двери. Выполняй свою работу. На, возьми четвертушку, если не пройдет, попробуй выпить. Но не балуйся с этим, можешь свихнуться. А кому такой ты нужен.
Василий открывает двери и входит к их императорскому величеству. Берет на руки царевича и выносит в коридор. За ним выходит сам государь.
Потом открывает другую дверь, царевны Оля с Марией выводят еле движущуюся царицу.
– Мама, возьми себя в руки, пошли к отцу и Алексею.
Они подходят к царевичу и останавливаются.
Василий берет ведро и идет мыть полы в камеру. Вымыв в обеих камерах, он подошел к Романовым.
– Ваше величество, вы пройдитесь, это освежит мысли и даст маленькое настроение.
– Это конец, сотник, мы видимся в последний раз. Когда нас привели сюда, то надзиратель сказал: «Вам повезло, гражданин осужденный, вы попали в самый рай. Лучше с больным сыном в рай, чем сидеть и видеть, как он мучается».
Василий вынул из кармана коньяк: Возьмите, пожалуйста, это женщинам, а нам бы с вами что-нибудь покрепче.
Вынул из второго кармана бутылку «белой», Это подойдет!»
– Как раз в самую точку попал, сотник, у меня в камере и закуска есть. Но не погоришь ли ты, сотник, если увидят нас…
– Не увидят, мне велено с моей стороны закрывать двери, чтоб вас стражники не узнали.
– Не узнают, сотник, в этом костюме я похож на огородное чучело, а когда будут зарывать, то и говорить никому об этом не будут. Похоронят, как собаку, как нищего бросят в яму, и к яме никто не подойдет. Ты последний, кто нас видит из знакомых, а придет смертный час, и ты нас не увидишь.
– Пей, сотник, не каждому смертному удается в таком месте распить бутылку с царем, – он засмеялся долгим смехом, так смеются только сумасшедшие.
На смех подошла Александра Федоровна.
