Слова негромкой беседы становятся различимыми уже в коридоре между столовой и гостиными. Их тут две. Одна предназначена для приема большого количества гостей, а другая малая - уютная и словно намекающая на то, что там встречаются только с теми, кто близок хозяину дома и не нуждается в официозе.
Звуки идут от неплотно прикрытой двери большой гостиной.
Я застываю на месте, не могу себя больше заставить сделать ни одного шага, как будто в стену упёрлась. Стою и вслушиваюсь в мелодичный голос, который вчера отравил меня ядом сомнений и недоверия.
- ...что значит - не останешься? - громко возмущается Ангелина. - Это и мой дом тоже! Я здесь прописана по российскому паспорту, если ты не забыл! Да и Костик порадуется. Ты же сам хотел, чтобы я ему больше внимания уделяла... И чтоб ты знал, я по нему соскучилась.
В ответ раздается скептический смешок моего босса.
- Как вовремя ты об этом вспомнила, дорогая. Разумеется, с Костей ты можешь видеться, сколько захочешь. Только постарайся понатуральней изобразить, что ты его любишь. В таких вещах детей сложно обмануть.
- Ну не злись, Артём... Теперь всё будет иначе. Я докажу тебе, что изменилась. По-настоящему, вот увидишь!
- Не надо ничего доказывать. У нас есть квартира в центре. Можешь поселиться там, и это всем будет удобно. Через три дня жду тебя в суде, это не займет много времени.
- Вот так, значит? - голос Ангелины начинает вибрировать нотками зарождающейся ярости, но тут же меняется на умоляющие нежные интонации: - А что, если я против развода?.. Милый, я ведь люблю тебя. И многое давно переосмыслила. Давай начнем всё сначала...
Слышен короткий нетерпеливый вздох моего босса.
- Не начинай, а?.. У нас ничего не получится.
- Вот что я скажу тебе, милый... - женская мольба неуловимо превращается в сладкий яд. - Никаких заявлений в суд подавать и подписывать я не буду. И ты прекрасно знаешь нашу судебную систему. Если развод состоится, то нашего маленького несовершеннолетнего сына отдадут мне, как матери! Это как пить дать!
- Ангелина, не будь дурой, - цедит Царевичев сквозь зубы. - Костя тебе не нужен, так что не надо превращать его в орудие шантажа. Пожалей ребёнка! И ты хорошо меня знаешь. Я подниму все свои связи, заплачу любые деньги и не остановлюсь ни перед чем... а в итоге ты останешься у разбитого корыта. Тебе оно надо? Не зли меня.
И снова Ангелина меняет тактику.
- Я буду делать всё, что ты захочешь! Ну же, милый... Ты же так любишь быть главным во всём... разве тебе не нравится мысль о том, какой покорной и нежной я стану, если ты согласишься? Любое твое слово... любое желание...
- Перестань, - с досадой отвечает Царевичев. - Это совсем на тебя не похоже. Давай разойдемся по-хорошему. Я выделю тебе отдельный счет и положу на него крупную сумму. Будешь жить припеваючи даже просто на проценты и развлекаться, как ты привыкла.
- Нет! Я хочу вернуться!.. Хочу снова жить с тобой! И... с нашим сыном.
- Зато я не хочу.
- Это всё из-за неё, да? - жена моего босса вдруг громко и прерывисто всхлипывает. - Пока ее не было, мы так хорошо понимали друг друга! Что же ты наделал, Артём...
Женские слёзы - нечестный приём, если они неискренние. И я понимаю, что Ангелина воспользовалась этим коварным оружием, когда Царевичев начинает говорить с ней помягче. И его слова звучат значительно тише.
Мне не следует подслушивать чужой разговор, но я не могу заставить себя уйти. Наоборот, делаю ещё несколько шагов и стою у входа в гостиную, мучительно вслушиваясь в любимый бархатный голос.
