– Нет… – ответила Рада и тут же вспомнила, как Ирина Васильевна просила ее поискать старинные книги, может быть, даже документы, шкатулки… – А вас она о чем просила? – Рада подняла на Алексея растерянный взгляд.
– Требовала искать и ничего не пропускать, – неопределенно ответил он.
Рада догадалась, что он, следуя ее примеру, не собирался откровенничать.
Развернувшись к археологу спиной, она нажала на ручку двери слева от входа. Она поддалась легко и распахнулась с легким скрипом.
Из-за спины Рады Алексей посветил в темное помещение фонариком.
– Гостиная, – поняла Рада.
Луч фонаря скользнул по той стене, где должны быть окна.
– Там ставни, – понял Алексей. – Я сейчас.
Он вышел, чтобы отпереть ставни снаружи и впустить в гостиную свет хмурого утра.
Вскоре Рада сумела разглядеть комнату. Она была довольно большая, и здесь, в отличие от вестибюля, имелась мебель. Правда, вся она была закрыта чехлами. «Интересно, мебель старинная или сюда завезли что-то уже в советское время?» – подумала Рада.
Она подошла к ближайшему дивану и стянула с него ткань. Тут же в воздух взметнулись тысячи пылинок, и Рада чихнула.
– Уборочка не помешает, – сказал вернувшийся Алексей. – Что думаете, Рада, об этом диванчике?
– Не новодел, – уверенно заявила она.
– Соглашусь, – отозвался Алексей. – Вы же в курсе, что этот дом стоял закрытым со времен революции?
– Не сомневайтесь во мне, господин археолог, свою домашнюю работу я проделала на отлично и изучила историю этого места.
– Но не легенды? – хмыкнул он.
– Но не легенды, – кивнула Рада.
– Смотрите, какой интересный портрет на стене. Как думаете, чей?
1780 год
Княжна Елена стояла перед портретом Анны Кирилловны и Павлушеньки. На нем мачеха, в объемном, тяжелом платье, словно на троне, восседала в кресле с высокой резной спинкой, а Павлушенька стоял по левую руку от матери. На картине Анна Кирилловна выглядела краше, чем в жизни. Ее чрезмерную худобу художник не показал, а строгому бледному лицу придал красок. Только вот взгляд был таким же – жестким, надменным, подавляющим. Мачеха смотрела с портрета на Елену с укоризной, будто знала о ней какую-то тайну и всем своим видом показывала, что тайну эту выдаст. Елена всегда тушевалась в присутствии Анны Кирилловны и даже теперь, хоть это была всего лишь картина, испытывала робость. А вот младший брат, ее любимый Павлушенька, вышел совершенно настоящим. Художнику удалось передать его задорный взгляд, румяные щечки и легкую улыбку, которая появлялась на губах ребенка, когда тот задумывал какую-нибудь шалость.
Портрет повесили в малой гостиной над диваном. И теперь Анна Кирилловна будет взирать с него на всех, кто окажется в этом помещении. Сама она здесь бывала редко – считала эту гостиную холодной и все время здесь зябла. А вот Елена, напротив, проводила здесь много времени, иногда с книгой, иногда за вышивкой, а иногда просто смотрела в большое окно на подъездную аллею в надежде, что к ним пожалуют гости. Правда, в Хворостино редко наведывался кто-то интересный.
«Анна Кирилловна нарочно велела повесить свой портрет здесь, чтобы вечно напоминать мне, кто здесь настоящая хозяйка», – грустно размышляла Елена.
– Ну, Елена, хорошо Анатоль Митрич Аннушку написал? – спросил Павел Андреевич, неслышно войдя в гостиную.
Елена вздрогнула.
– Неплохо, батюшка, – ответила она.
– Али не нравится?
– Отчего же… нравится.
