Мальчик хотел возразить, но не стал.
Где-то далеко слышалась возня: некто орудовал ломиком.
Есть ли смысл искать здесь что-нибудь кроме оружия и еды?
Спайк не видел смысла. Он чаще думал о том, что смысла даже жить не осталось. Вот что он думал.
– Что будем делать, когда плохие дяди уйдут? Поедем к вашим маме и папе? – шёпотом спросил мальчик.
Спайк кивнул. Он стоял у двери, а костыль всё ещё был зажат в руках, как бейсбольная бита перед ударом. Он не хотел выпускать его из рук.
Парень посмотрел в глазок. Виду его предстал пустынный коридор.
У двери, которую выломали люди в респираторах и костюмах химзащиты, стояла автоматическая винтовка. Дуло смотрело вверх.
Это ловушка, подумал Спайк и не ошибся.
Через пару минут из-за угла выглянул тот самый мародёр, который тёрся у их входной двери.
– Ага, умник, – подумал Спайк. – Ищи дурака.
Видимо вооружённый незнакомец планировал, что кто-то выйдет, увидев оружие, тогда он его и грохнет.
Спайк вновь припал к глазку.
Мародёр поправил маску респиратора и, озираясь, вскинул оружие на плечо, потом пропал в глубине комнаты, где вероятнее всего, всё ещё орудовал его напарник.
Малыш выбрался из-за матраса и комнатного хлама, медленно, на цыпочках, подошёл к Спайку и обнял его за шею. Спайк от неожиданности вздрогнул. Он пытался вспомнить, когда его последний раз кто-то обнимал, кто-то из детей, но на ум пришел только его младший брат, когда за окном громыхала молния и тот жался к нему со страху, пока непогода сходила на нет. Но это было так давно – такие старые и блеклые воспоминания, будто не из его жизни, а из чьей-то чужой.
Спайк сидел, вслушиваясь в тишину комнаты. Он чётко слышал своё дыхание и дыхание мальчишки. Даже возня в конце коридора умолкла, будто мародёры ушли восвояси.
Но страх с тишиной только усилился, Спайк боялся теперь не только за себя. Хотя где-то в глубине души, какой-то посторонний голос (он точно не принадлежал отцу) твердил ему одну и ту же фразу:
«Брось его, это обуза. Брось мальчишку, говорю. Оставь ему еды и иди».
Спайк представил родительский дом, где прожил столько лет. Он представил, что оставляет маленького брата на произвол судьбы. Но он же так никогда не делал, даже если ему хотелось убежать на улицу с ребятами-ровесниками.
Все размышления в одну секунду развеялись, как прах на ветру – этому поспособствовали резко нарастающие шаги к их убежищу.
Спайк нервно подскочил и указал рукой мальчишке, куда бежать. Он указал пальцем на матрас, а потом понял, что это было делать необязательно – ребёнок всё понял сам, уже закутываясь в матрас и близлежащие вещи.
Спайк вскинул костыль, но едва он это успел сделать, как дверь слетела с петель и плюхнулась с грохотом прямо на него. Парень попытался отскочить, но попятившись, потерял равновесие.
В грудь ему наставили дуло автоматической винтовки.
Мародёр в респираторе смотрел чёрными глазами-линзами на него. Это были глаза, несущие смерть, подумал Спайк и оказался прав – этот вооружённый человек напротив убил четверых. Одну женщину, одного подростка и пожилую пару, буквально накануне, выстрелил в них, даже не дрогнув.
Спайк был готов умереть, отдаться этому чувству, раствориться в вечности навсегда. Но он очень хотел знать ответ лишь на один вопрос, он хотел знать его прямо сейчас, до того, как пули прошьют ему тело. Спайк хотел знать, живы ли его старики. Его родители.
