Зулумбийское величество - страница 8



Увы, холодильник – не скатерть-самобранка, как был пуст, так и остался. Только внизу в ящике для овощей перекатывались две сморщенные картофелины. Что, впрочем, не так уж и мало, если подойти к вопросу рационально – добавить что-нибудь, например, котлету или сала. Сала хорошо бы… Обжарить, снять шкварки и потомить в жире мелко нарезанную картошечку, посолить погуще… Семён вздохнул и тоскливо подвигал ящик вперед-назад, дрын-трын – насмешливо пророкотали картофелины. Может, у соседки лука стрельнуть? Дрын-трын. Нет, не получится. У неё теперь даже вилки под замок спрятаны. Конечно, замок до смешного примитивный – ключ Семён подобрал, как нефиг делать, но вредная старуха, в свою очередь, повадилась в кухонных шкафчиках только отраву для тараканов держать. Дрын-трын, дрын-трын. Старая перечница! И чуть что – вызывает участкового. Даже если всего лишь налить из её кастрюли тарелку супа. Впрочем, по этому поводу давно не вызывала. Она теперь свои кастрюли охраняет, как страус гнездо. Ближе, чем на три шага лучше не приближаться. Ну, и ладно. На соседке свет клином не сошёлся. Вариантов куча: взять денег в долг, настрелять мелочи у метро, поесть творожных сырков в универсаме или пойти в лес, грибов пособирать. Правда, в долг ему уже давно не дают, знают, что не вернёт. Мелочь стрелять – малоэффективно, народ нынче неохотно раскошеливается. А в универсаме за ним сразу охранник пристраивается. Остаются грибы. Не так уж и плохо. И что может быть лучше картошки с грибами? Только грибы без картошки!

Семён быстро собрался: взял все, какие были, полиэтиленовые пакеты, сунул в карман нож и вышел из дому. День был под стать настроению – паршивый. Грязно-серый, словно акварель нищего художника, вынужденного за неимением красок рисовать водой для ополаскивания кисточек. Мелкий дождик, мокрый асфальт, облетевшие деревья и унылые многоэтажки. Даже дорогу перебежала какая-то неопределённая серо-полосатая кошка. Хорошо ещё электричку долго ждать не пришлось. Семён уселся у окна и решил отдаться судьбе – где контролёры высадят, там и выйти. Высадили его на безлюдной платформе «67-й километр». Электричка с шипением закрыла двери и угрохотала прочь, превратившись в точку в конце железнодорожного полотна. Семён спрыгнул с платформы, прохрустел гравием и вошёл в лес.

Под ногами мялся ковёр из сосновых иголок, и выступали из земли узловатые корни. Мокрая трава обвивалась вокруг ног. При каждом порыве ветра с деревьев обрушивался на голову холодный душ и сползал за шиворот бодрящими каплями. Пахло опавшей листвой, и маслянисто блестели голые ветки. Семён вымок, продрог, изголодался и был зол, как чёрт. За два часа шатаний по лесу он даже поганок не нашёл. Только один раз встретился возле тропинки ярко-красный мухомор. Под ногами захлюпало, и следы начали заполняться ржавой водицей. Болото. Дальше идти бессмысленно. Семён осмотрелся. Ещё пару часов и стемнеет, нужно поворачивать обратно. На кочке среди седого мха краснели клюквенные бусины. Семён набрал горсть и бросил в рот. Клюква лопнула на зубах и наполнила рот кисло-терпким соком. Семён сожмурился, крякнул и нагнулся набрать ещё. Из-под руки неожиданно выпрыгнула громадная чёрная жаба. Она тяжело плюхнулась на мох, перевела дух и, натужно вытягивая задние лапы, пошла прочь в заросли осоки. Но уйти не успела, Семён цапнул её поперёк толстого туловища и поднял, рассматривая. Таких жаб он ещё не видел. Угольно-чёрная, с жёлтыми крапинками на спине и уродливой квадратной головой. Жаба завозилась в руках, пытаясь освободиться, и ощутимо царапнула руку. Семён чертыхнулся, но добычи не выпустил, перевернул её на спину. Раздутое ярко-жёлтое брюхо напоминало наполненный водой презерватив и оканчивалось крохотным анальным отверстием. Жёлтой оказалась и внутренняя сторона толстых ляжек. Жаба словно застеснялась бесцеремонного осмотра, подтянула ноги к животу и задрыгалась совсем остервенело. Семён покачал её на ладони, прикидывая примерный вес. Граммов на шестьсот потянет. Интересно, можно ли её есть? Французы едят. Лягушек, правда, но какая разница. А папуасы точно жаб в пищу употребляют. Водится у них в Папуасии мясная жаба Ага. Эта, конечно, не Ага, ну и какая разница. Лишь бы неядовитая была. Да хоть бы и ядовитая! Мелкие чёрные поганки тоже ядовитыми считаются, а как торкают! И галлюциногенные жабы где-то в тропиках живут, аборигены им спины лижут. А вдруг и эта галлюциногенная? Семён совсем разволновался, прикинув, насколько эта жаба может оказаться ценной находкой. Он снова перевернул её спиной кверху и поднёс к носу. Пахла она мерзко. При ближайшем рассмотрении оказалось, что вся спина у неё покрыта мелкими бородавками и тонким слоем слизи. Жаба, в свою очередь, испуганно выпучила глаза, судорожно сглотнула, дёрнулась и выдавила на ладонь каплю мутной жидкости. Семён содрогнулся от отвращения и чуть не бросил её на землю, но, спохватившись, сделал над собой усилие и лизнул. От души, проведя языком от суженного в треугольник основания спины до крепкой шеи.