Сцепившись, рухнули на землю. Чтобы не попасться под задние лапы, пытался упираться в подбрюшье, не забывая об ударах коленом. Но тигр был силен.
Клочья шерсти летели в воздух. Клацали зубы. Я глубже и глубже вонзал когти, пытаясь добраться до суставов. Мне это почти удалось, когда тигр извернулся и задел меня задней лапой. Вспышка боли привела в ярость. Я с ревом вогнал когти и с хрустом разорвал один из суставов. Правая лапа твари повисла тряпкой. Вонзив когти левой руки под челюсть, расправлялся с другими суставами.
Скинув с себя еще живое тело, надсадно дышал и смотрел в темнеющее небо. Гулкий удар, а затем еще один отрезвили. Я обернулся на звук: Даня, с монтировкой в руке, добивал одичалого. Лишь когда глаза твари закатились, он успокоился.
— Ну, что? Теперь веришь мне?
— Эта тварь пришла сюда из-за тебя?
— Никто не знал о нашем разговоре, так что вопросы к тебе. Кто пронюхал? Какая крыса сдала?
— Или… — Даня кинул окровавленную монтировку на землю и хмуро подытожил. — Или следили. Брат Анхеля… Твою мать!
У меня пострадала лишь левая нога. Штанина джинсов была исполосована от бедра. Когти вспороли кожу, но не задели важных сосудов, суставов и сухожилий. Идти мог.
— Эта тварь и правда не обернулась. Я такое впервые вижу.
— Не ты один.
Одичалыми мы звали тех, кто не удержался и пошел на зов зверя. Такие теряли способность становиться людьми и навсегда оставались животным. Но после смерти всегда оборачивались в свой первородный облик.
Наша культура и воспитание делали невозможными такие случаи. С малолетства мы все учились прислушиваться к зверю и держать его в узде. Не так это и просто. Кто-то объединялся со зверем больше, кто-то меньше. У нас была своя иерархия, которую нельзя нарушать. Если бы у меня была семья, то я оказался на самой верхушке. Лишь самые старые и опытные могли полностью входить в контакт со зверем.
— Он только охранника покусал, — Даня зашел за ворота и теперь проверял там все. — Живой? А Женя? Тоже живой? Ладно, сейчас…
Противно запищал коммутатор, а я все еще лежал на траве и пытался прийти в себя. Сердце непривычно колотилось, а обоняние обострилось до предела. Я слышал какой-то странный посторонний запах, но не мог понять, что это.
Перевернулся на бок и огляделся.
Даня бросил машину в метрах десяти от ворот. Вдоль забора росли деревья, слева от въезда шла небольшая канава, в которую стекала дождевая вода. Где-то неподалеку шумел коллектор и проходила канализация. Запах шел оттуда. Он был тонким, едва уловимым. Но у меня настолько обострились чувства, что я слышал и его.
С трудом встал, утер кровь с лица, зло сплюнул и поковылял в сторону запаха. Он казался мне каким-то химическим, кислотным, будто бы имел свой цвет и теперь неприятно фосфоресцировал.
— Номад?
— Ты чуешь его?
— Что? Куда ты? — Даня недоуменно окликал меня. — Тут все кровью и дерьмом провоняло. Я ничего не чувствую.
— И этот запах?
— Тебя что, по башке шарахнули? — Даня потерял терпение. — Перестань, пойдем и закроем ворота. Не хватало нам других друзей. Сегодня все выйдут на посты в броне и с оружием. Давно такого не было…
Даню я не слушал, как и его испуганный скулеж. Этот запах буквально завладел мной. Я никак не мог остановиться, все шел и шел. Забор не кончался, как и канава. Люк коллектора подцепил одним пальцем и с легкостью отбросил его в сторону. Внизу шумела вода, но я смог различить проржавевшую лестницу. Свалился вниз, не удержавшись за хрупкую перекладину.
