– И правда, Джуни, – попыталась поддержать отца я. – Для беспокойства нет поводов.
Папа бросил на меня благодарный взгляд, и это послужило сигналом. Моей задачей было отвлечь его от плохих мыслей. По крайней мере, пока он не доест до конца. Наплевав на свою кучку фасолевой кашицы, я наклонилась вперед и, подперев подбородок сцепленными в замок руками (как делала мама), спросила:
– Я не говорила тебе, что группа Girls выступит на окружной ярмарке?
– И я тоже! Я буду бить в бубен, – воскликнула Джуни, ткнув пальцем в любимую футболку, уже больше походившую на кроп-топ. Над мультяшным образом улыбающегося, извивающегося судака тянулась надпись: «Папин компаньон по рыбалке». Отец не рыбачил, а эту футболку он получил в подарок от одного клиента, когда занимался частной практикой (клиент перепутал Джуни с Джонни). Папа любил пересказывать эту историю.
– Нет, девочки, вы мне этого не говорили, – сказал он; лицо его, наконец-то, расслабилось. – Ну-ка, расскажите поподробней. Мне придется простоять в очереди всю ночь, чтобы разжиться билетами? Сколько концертных футболок вы заготовили?
При этих словах губы папы расплылись в улыбке младшего Кеннеди (той самой, которой оказалось довольно, чтобы сразить наповал мою сказочно красивую маму, когда она была полна жизни), и мы наконец-то доели обед.
***
Бет рухнула на земляной пол; ее все еще окружала такая чернота, что невозможно было даже понять, открыты у нее глаза или нет. Она начала отсчитывать удары сердца, отбивая их пальцами по холодной земле. Шестьдесят ударов составляли минуту.
Один-раз. Один-два. Один-три.
Шестьдесят раз по шестьдесят будет час.
Шестьдесят один. Шестьдесят два. Шестьдесят три…
Ничего не изменилось. Темнота не поредела, могильный запах земли не рассеялся, и уши не улавливали никаких звуков, кроме кроличьего трепетания сердца.
Сто один. Сто два. Сто три…
Бет поначалу приняла его поступь за собственное сердцебиение; но легкая дрожь досок над головой заставила ее сбиться со счета.
Бет села – медленно, осторожно, стараясь преодолеть приступы головокружения. А потом так же медленно стала отползать назад, пока ее спина не уперлась в холодную бетонную стену. Во рту у девушки пересохло, губы растрескались, жажда стала неукротимой. Она уже помочилась дважды – неохотно – в дальнем углу. Но опять ощутила позыв. Тяжелая дверь скрипнула и застонала. Звук был такой, словно исходил от потолка. Только он еще не раздавался близко. Пока еще не раздавался… Но вот осторожные шаги палача, спускавшегося по лестнице, начали приближаться.
И вдруг опять тишина. Только неровный стук ее сердца.
Бет попыталась поглотить его так, как темнота поглотила ее.
А в следующий миг за дверью темницы звякнули ключи.
Бет прикусила язык, чтобы не закричать.
Дверь открылась.
А то, что случилось потом, произошло слишком быстро. В темноте за ним – не такой непроглядной, как та чернота, в которой, как в чреве плотоядного чудовища, находилась Бет, – ее глаза выхватили что-то похожее на коридор. Коридор за его спиной! Она впитала эту деталь, проглотила, как холодную воду.
Он вошел в комнату и прикрыл за собою дверь.
Опять чернота…
Уши Бет расслышали лязг металла, нос уловил запах керосина, а в глазах возникло жжение из-за яркой вспышки света. Разрезавший черноту луч был мягким и теплым.
Походный фонарь. Точнее, керосиновая лампа…
Он присел на землю рядом с двумя металлическими котелками:
