Звери малой земли - страница 17

По мере того как девочки становились ближе, Яшма пришла к мысли, что томление это было не столько странностью, сколько чертой характера подруги. Более того, облик Лилии перестал казаться ей обыкновенным. Ее внешность скорее интриговала. В равной мере Яшма научилась ценить дар подруги болтать обо всем и вся. В устах той самые обычные вещи представали как россыпь падающих звезд – неведанные и неизведанные диковины, к которым были приобщены только они вдвоем. Яшма и Лилия идеально дополняли друг друга: одна любила вечно витать в облаках, а другая – постоянно чесать языком. Девочки умудрились найти баланс между этими двумя крайностями. Лилия, ко всему прочему, была наделена особым талантом на шалости. Как-то она, выстроив горку из подушек, добралась до вершины гардероба и, ничуть не смущаясь, сняла оттуда горшочек, в котором госпожа Серебро хранила запасы меда. Яшме оставалось лишь изумленно наблюдать за подругой. И прямо посреди сцены в комнату зашла госпожа Серебро и застукала Лилию с поличным. Но даже принужденная стоять на одной ноге или на коленях с высоко поднятыми над головой руками Лилия скрещивала глаза и высовывала язык, как только мать исчезала из виду, чем всегда вызывала смех у Яшмы.

Вскоре после первых ежемесячных экзаменов, которые – даже по японскому – Яшма, вопреки наихудшим опасениям, все-таки сдала, Лилия ответила на вопрос, который Яшма считала нетактичным задавать: почему они с сестрой так сильно непохожи друг на друга?

– Единственный мужчина, которого мама любила, – отец Луны. Они встретились, когда ей было 19 лет. Она все еще носит подаренное им кольцо. У нее было много покровителей, но то серебряное колечко она не снимает уже многие годы, – пояснила Лилия.

Блестящее кольцо попадалось на глаза Яшме и прежде. Украшение было не таким дорогим и изысканным, как другие драгоценности госпожи Серебро. Но сразу было заметно, насколько совершенными были его округлость и изящество.

Если Луна была плодом трагической любви, то Лилия была лишь продуктом несчастного стечения обстоятельств по вине неосторожности клиента госпожи Серебро. Яшма тайно полагала, что именно поэтому госпожа Серебро относилась к младшей дочери со столь явным равнодушием: Лилия была олицетворением единственного случая в ее жизни, когда все пошло вопреки ее желаниям. А если уж такая дама, как госпожа Серебро, не способна быть счастливой, то об этом вообще не стоит мечтать, думала Яшма по поводу собственных перспектив. Считалось, что после 25 лет цветущая красота куртизанок начинает увядать. К 30 годам женщины вообще воспринимались как дряхлые старухи. И если к тому времени им не удавалось стать наложницами или владелицами собственного заведения, то их ждала участь, ничем не лучше судьбы обычной проститутки. А поэтому не было ничего удивительного в том, что старшие куртизанки при доме госпожи Серебро преуспевали в искусстве влюбляться в морщинистых землевладельцев и дряхлых банкиров. И в этих пантомимах на тему любви мужчины с готовностью принимали участие наравне с женщинами.

Яшме оставалось всего несколько лет до превращения в провинциальную куртизанку весьма непримечательной внешности. Представить себя в объятиях какого-то помещика с золотыми зубами и зловонным дыханием ей не удавалось. Она мечтала о череде статных молодых аристократов, питающих глубокую слабость к поэзии. По словам госпожи Серебро, история знала массу примеров, когда лучшие представительницы профессии куртизанок могли одним письмом вдохновить чувство в благороднейших из господ. Люди зачастую проникались любовью, даже не видя друг друга, столь мощным было их искусство владения эпистолярным жанром. Иногда страсть перерастала в реальную близость. Порой любовники были обречены на печальную участь, снедаемые неугасающим пламенем желания. Яшма часто грезила такими романтическими сюжетами. Бесчисленные вздохи девочки были данью памяти так и не нашедшим воплощение чувствам. Возможно, именно поэтому мать предупреждала ее о развращающем действии обучения. Даже в отсутствие мужчин она дозволила искусить себя банальными речами. В Яшме трепетало знание, что слова, расставленные определенным образом, меняют ее внутренние ощущения. В этом сочинительство схоже с перестановкой мебели в комнате. Слова постоянно меняли и преображали свою носительницу, хотя никто не мог ощутить эту незримую разницу. Если по окончании занятий другие девушки отправлялись на прогулку по саду или распаривали кожу над рисовой водой, то Яшма предпочитала в гордом одиночестве упражняться в сочинительстве.