Звери малой земли - страница 16



Той ночью Яшма лежала в своей постели и все не могла сомкнуть глаза, мучаясь сомнениями по поводу того, продержится ли она хотя бы месяц в школе, а уж тем более сможет ли она выдержать экзамены и стать куртизанкой. Возможно, если ей это не удалось бы, то госпожа Серебро все же согласилась бы взять ее к себе в услужение. Однако не стоило забывать, что в иерархии этого дома Яшма еще недалеко ушла от служанок, и начало продвижения по карьерной лестнице сразу не задалось: иметь у себя во врагах саму Луну – дурной знак. В любом случае одним из основополагающих постулатов учебы при школе было полное послушание старшим учащимся и куртизанкам. Яшма понимала, что вокруг нее действует великое множество негласных правил и ожиданий, которые исходили от единого бесспорного авторитета, возвышавшегося над всеми и вся, – госпожи Серебро.

Впрочем, Яшма скоро поняла, что директриса школы не воспринимала свой пост как данность. И тем более она не была эфемерным существом, подававшим голос лишь для того, чтобы вещать крылатые банальности. Госпожа Серебро подвергала наказанию как учениц, которые ослушивались куртизанок, так и куртизанок, которые осмеливались предаваться пересудам или утаивать заработанное. Покрывала в пятнах менструальной крови, ненароком стыренная шпилька для волос, горшочек меда, содержимое которого таинственным образом опустошалось ложка за ложкой, – ничто не ускользало из-под пристального внимания владелицы кибана. Даже когда она занималась самыми мелкими проблемами, ее лицо выражало глубоко серьезную отрешенность, которая бы вполне пришлась к месту среди сонма бледноликих красавиц на картинах XVII века. Яшма видела, что госпожа Серебро во всем поддерживала атмосферу далекой и утонченной древности. То было и свойственно ее натуре, и являлось вполне осознанным решением. Венчавшая голову директрисы корона – сочетание ее собственных волос и искусно подобранного шиньона – придавала бы изрядную долю старомодности, а заодно и громоздкость большинству женщин. На ее же голове это навершие выглядело как ностальгическая отсылка к прошлым временам поэтического восприятия жизни.

В первые месяцы хозяйка редко отмечала добрым словом или вниманием Яшму, к жизни которой проявляла внимание разве что Лилия – далеко не всеобщая любимица. В каждой ссоре между Лилией и Луной госпожа Серебро неизменно принимала сторону старшей дочери. В глазах матери Лилия была созданием, склонным одновременно к лени, скрытности и суетливости. Луна же была непогрешима. Сознание этой истины ни на секунду не останавливало Лилию в упорных и умелых попытках подсиживать сестру. Девочка напоминала кошку, готовящуюся в любой миг атаковать облюбованную ею жертву по ту сторону забора. Но когда она общалась с Яшмой, она сразу же убирала коготки. Лилия могла часами рассуждать о вещах, о которых имела лишь самое отдаленное представление: о последней моде, о слухах из Пхеньяна и Сеула, о разнице между мужчинами и женщинами, о том, что происходило при закрытых дверях, куда их не пускали. Яшма была совершенно ошарашена жгучим интересом новоиспеченной подруги к мужчинам, и не потому, что та была слишком юной, а потому, что она не могла похвастаться какими-либо особыми прелестями. У Лилии была круглая физиономия, весьма типичная для южан и разительно отличавшаяся от деликатного овала лица ее матери – хрестоматийной пхеньянской красавицы. Вплоть до знакомства с Лилией Яшма предполагала, что к чувственным усладам более склонны миловидные женщины и девушки. На поверку оказалось, что это не всегда так.