Я тоже застыла не в силах и пошевелиться.
Не выдержав напряжения данного, Лукьян резко развернулся и порывисто залетел обратно в предбанник, захлопнув дверь за собой так, отчего с крыши каскад снега посыпался.
От хлопка такого вздрогнув, наконец обрела я дар речи и поспешила прикрыться поскорее ближайшим платком на скамье оставленном.
Когда остальные мужики показались из бани, увлеченные разговором, я невольно услышала их речи с заливистым хохотом смешанные.
– Видал, какое у карпатского паренька крепкое возбуждение от нашей баньки-то!! Аж три ведра с ледяной водой на себя опрокинул за раз! – хохотнул один мужичок. – Вот заморский карась какой! Не то, что вы, репы дремучие!
– Небось у них баньки-то справной и нет вовсе в их Закарпатье! Вот и возбудился он так от радости помыться наконец-то! – вторил ему другой мужичок.
Охватило меня чувство стыда и неверия легкого. Неужто тело мое в рубахе мокрой так на Лукьяна повлияло?
От осознания этого впала я в приятный ступор, глаза мои блуждали мечтательно по заснеженным дорожкам, а лёгкая улыбка украсила лик раскрасневшийся.
***
Рано стемнело и появились первые звёздочки на небосводе белом.
Старая ведьма, появившись из неоткуда, окликнула красноголового молодца, когда тот шёл после бани с остальными молодыми к общинной избе.
– Подь сюды, милок рыжий! Покумекать надобно. – позвала она, голос ее одновременно добр и властен. – Вижу, Шурка моя приглянулась тебе, не слепая чай, хоть и стара, как пень трухлявый!
Лукьян заулыбался, слегка смутившись от слов ведьмы.
– Да что вы, бабушка! Не стары вы вовсе…
– Ооо! Твое бы слово, да люду в уши! – застонала Озара. – Да глухи они нынче, только поступки видеть могут. А твой поступок, милок, должен быть решительным. Обряд сделать надобно!
– …Обряд? – парень силился понять ее намеки. – Изъясняетесь вы, бабуль, немного мне иноязычно как-то…
– А то я не вижу, что аки баран на новые ворота на меня вылупился! – гаркнула она, забавляясь. – Жениться на Шурке моей тебе надобно и увезти ее отсюдава подальше. Ухаживания твои словно мёд на душу ее. Расцвела девка моя… Но смотри мне, коли ты просто воду баламутишь вокруг красы, так я твои баламутки с корнем тебе повыдираю! А коль удумаешь с три короба наобещать и удрать к себе восвояси!
Парень цокнул языком, твёрдо качнув головой на упреки.
– Люблю я ее, бабушка Озара. Не лукавил я никогда с ней. Как увидел – пропал сразу. Сердце мое давно уже для неё только бьется, а очи с утра открываются, чтобы хоть мельком увидеть ее наяву.
Ведьма сощурилась на юношу с неким подозрением.
– Не брешешь? Знавала я таких как ты…
– Не знавали. Я ради нее на все готов!
– …Ох, и подкинула же судьбинушка нам такого жениха заморского! – всплеснула руками Озара. – Ну, смотри, коли брешешь и скользким будешь, карасик…
– Жена мужу пластырь, а он ей пастырь. – хмыкнул Лукьян, подбоченившись. – У нас так в роду принято!
Старуха приподняла бровь, причмокнув.
– Переиграть меня в словечки мудреные надумал?
– Никак нет! Всего лишь учусь говорить, как народ ваш, – мудрено.
– Сей народ – не я. И не Шурка даже. Хоть и родилась она в деревне, но не одна из них она. Не деревенские мы. Не древляне. – голос ведьмы охладился на лад. – Лес – дом наш! А язык леса ты уж точно не осилишь.
– Это почему же?
– Чаща страха не терпит. Не будет разговаривать с тем, кто ее темноты боится. – объяснила ведьма.
