Невольно соглашаясь, я вздохнула, и улыбка украсила мое лицо.
В порыве радости, я приблизилась к ведьме и заключила в теплые объятия. Ее негодование выразилось в недовольном карканье.
– Прекрати выходки свои телячьи, поганка этакая!! – воскликнула она, в уголках ее глаз промелькнула родственная забота. – Ишь чего удумала, пигалица!
Хихикая, я распустила объятья и бросилась в свою горницу на чердаке, с волнением открывая сундук и тщательно подбирая наряд, соответствующий предстоящему празднику.
***
Я не могла избавиться от чувства стеснения, наблюдая за собой в зеркале, как мне казалось, в сотый раз.
– Неча на зеркало пенять, коли рожа крива! – пробурчала баба Озара, промелькнув мимо моей горницы.
– Да разве кривая, бабуль?!… Очень даже не кривая. Я же знаю… – пробубнила я обиженно.
– А коли знаешь, на кой черт рожицы в зеркало корчишь битый час уже? – донесся ее голос из кухни.
– Кто? Я?!
– Знаю, знаю, что сомневаешься в красе своей. – вздохнула ведунья. – Не на то мне третий глаз невидимый дан, конечно, но и это вижу тоже!
Вздыхаю, бросая последний взгляд на свое отражение. Толстая коса темно-русых волос каскадом спускалась до талии, подчеркивая белый сарафан, украшенный яркой красной вышивкой. Вместо украшений я вплела в косу белые полевые цветы, создавая неземной и волшебный образ.
– Бабушка, расскажи мне про упырей, – попросила я, когда мы сели отобедать.
Старая ведьма нахмурила брови.
– И почему в твою башку пришла мысля такая за столом?
Опустив взгляд на щи в тарелке, я тихо ответила: – Я просто… Ничего о них и не знаю толком, кроме того, как защищаться самой и других защищать.
Озара отложила деревянную ложку и вздохнула, поняв, что мое любопытство проигнорировать будет сложно.
– А что еще нужно знать о нечисти этой поганой-то?.... Ладно. Расскажу, что знаю. – хитро прищурившись, она продолжила: – При свете дневном упыри эти прячутся в своих норах глубоких, а как ночь наступает, передвигаются стаями, охотясь по кровь свежую. Вожак стаи – матка упырей. Матриархат у них, Шурка, и все упыри подчиняются каждому приказу матки, связанные с ней неразрывной связью жажды крови и похотью ненасытной от укуса ее. Укус упыря неизлечим для человека. В деревнях бедовых, бросают их в могильные ямы, закапывают и оставляют подыхать от голода, пока укушенные не превращаются в самих упырей и не иссыхают без кровушки.
Я в ужасе уставилась на ведьму, аппетит мгновенно пропал.
– Ужас-то какой, бабушка!
Озара многозначительно приподняла бровь.
– Вот! – гаркнула она. – Будешь знать, как за едой такие разговоры заводить!
***
В самом сердце благоухающего распустившейся липой леса, я шла с ведуньей по направлению к нашей шумной деревеньке, где уже вовсю проходило гуляние.
Мелодичная симфония птичьего пения доносилась сквозь листву, завораживая слух. Средь гармоничного хора в воздухе раздался отчетливый крик кукушки.
Не в силах сдержать любопытство, я тихонько прошептала: – Кукушка-кукушка, поведай, долог ли мой путь?
Песня птицы отчего-то резко затихла сразу после одного “ку-ку”.
Бабушка что-то горячо бормотала рядом со мной на давно забытом древнем языке волхвов, но услыхав мою речь с птицей, нахмурилась.
– Баламошка и есть баламошка, и будет ей всегда! – строго гаркнула она. – Что, так будущее знать невтерпёж?
Я смущенно затеребила свою косу, поджав губы.
В глазах Озары, окинувшей взглядом величественный лес, блеснула некая тревожность.
