– Учитывая, сколько раз слова переводились с одного языка на другой и обратно, это неудивительно. Но смысл остается прежним. Звезды добры к нам, но они требуют равновесия. Ваше с сестрами появление на свет вывело звезды из равновесия – я должен был тогда понимать, что твоя мать просила чересчур многого, а я был молод, глуп и слишком любопытен. Но когда звезды предъявили свое требование, я понял, что мы зашли слишком далеко. Твоя мать создавала оружие, чтобы использовать его против всего мира, и поэтому звезды тоже потребовали оружие.
– И этим оружием должна быть я? – спрашивает Беатрис, не потрудившись скрыть сомнения в своем голосе.
Найджелус прищуривается.
– Эти уроки пойдут намного быстрее, если ты не будешь пытаться оспаривать каждое мое слово, – говорит он.
Беатрис хочет возразить, но понимает, что это было бы лишь доказательством его правоты.
– Прекрасно, – говорит она. – Я – оружие, созданное звездами. И что я должна сделать? Уничтожить свою мать? Если звезды действительно хотели ее остановить, семнадцать лет назад достичь этого было бы куда проще.
– Ах, ты опять не слушаешь, принцесса, – говорит он, качая головой. – Звезды ни на твоей стороне, ни на ее, и если уж на то пошло, ни на моей. Звезды не солдаты на чьей-то войне – они и есть поле битвы, и они стремятся уровнять его настолько, насколько это возможно.
Не то чтобы Дафна хотела отравить королеву Евгению, но особого выбора у нее не осталось.
За время чаепития, которое Дафна устроила для них двоих спустя пару дней после приезда Евгении, вдовствующая королева утаила о случившемся в Темарине гораздо больше информации, чем открыла. И то немногое, что она рассказала, было очевидной ложью.
Самое примечательное, что Дафна точно знает – Софрония была казнена девять дней назад, и все же королева Евгения утверждала, что путь из Кавелле до Фрива занял у нее неделю.
На самом деле с экипажем такая поездка не должна была занять больше четырех дней, но поскольку большую часть пути им, возможно, приходилось скрываться от посторонних глаз, Дафна допускает, что путешествие и правда могло затянуться дня на три.
Но это не объясняет еще два потерянных дня.
К тому же у Евгении была рана, которую она пыталась скрыть с помощью косметики и пышных темно-каштановых волос. Но в ярком послеполуденном свете, проникающем через высокие окна, Дафна смогла разглядеть кровоподтек на ее левом виске. Судя по размеру и форме раны, Дафна предположила, что удар был нанесен рукояткой пистолета.
Учитывая, как тщательно Евгения пыталась скрыть этот синяк, Дафна готова поспорить, что королева не даст честного ответа о том, как она его получила. Да и сам вопрос об этом едва ли обрадует Евгению, а Дафне нужно убедиться, что женщина на ее стороне – по крайней мере пока.
Поэтому, когда королева Евгения повернулась, чтобы попросить слугу принести еще пирожных к чаю, Дафна протянула руку через маленький столик и высыпала Евгении в чай немного порошка из своего «кольца с секретом», а затем взяла стоящие рядом сливки и налила немного себе в чашку.
Этого недостаточно, чтобы причинить Евгении какой-либо вред или даже вызвать у нее подозрения. Такая маленькая доза, какую дала ей Дафна, лишь приведет королеву в изнеможение, что легко можно будет объяснить столь тяжелым путешествием на север.
Через час после чаепития Дафна возвращается во временные покои Евгении и ее сыновей под предлогом того, что принесла книгу об истории Фрива, о которой она вскользь упомянула за чаем. Когда горничная говорит ей, что Евгения спит, Дафна изображает удивление и разочарование.
