К счастью, всё обошлось. Постепенно доктор Громмар пришёл в себя. Он слабо поднял руку, желая отдать приветствие и прошептал:
– Капитан…
– Рад вас видеть, док, – я изобразил самую лучшую улыбку из возможных в этой ситуации, – нам нужна ваша помощь…
– Да-да, конечно, мне нужно вернуться в лазарет, – Громмар вновь попытался открыть дверь, правда, теперь чуть более осмысленно.
– Док, лазарет уничтожен вместе со всеми медицинскими дронами. Вы сейчас, наверное, единственный человек на корабле, который хоть что-то понимает в медицине. Мы организовали временный лазарет в коридорах возле рубки, туда же отнесли все найденные медикаменты, но без человека, знающего, что делать, все, кто там сейчас страдает, – погибнут.
– Красное к красному, белое к белому, – тихо прошептал Громмар, кивнул мне и пошёл к раненым.
Проводив его взглядом и поняв, что это – лишь начало проблем, я вернулся на мостик.
***
За время моего отсутствия ситуация поменялась слабо: мы убегали, нас преследовали. Моллюски вели огонь: не слишком эффективный, но беспокоящий. Постепенно они начинали нагонять «Небулу», и чем были ближе, тем больнее становились залпы ракет.
Как выяснилось, я не учёл того факта, что три разных корабля не могут двигаться с одинаковой скоростью: быстрые подстраивались под самого медленного. Уничтожив один из них, можно было уничтожить как самый быстрый, так и наоборот. Тут нам не повезло: мы выбили именно медленный, и моллюски набирали скорость быстрее, чем я рассчитывал. До границы системы нам оставалось лететь тридцать девять минут. Тридцать девять минут боя. Что было примерно на тридцать девять минут боя больше, чем мы могли бы выдержать в текущей ситуации.
– Кто-нибудь видел Донавала? – спросил я и сам себе махнул рукой, решив, что мой адъютант где-то прячется. – Что у нас по потерям?
– Семнадцать погибших, ещё пятьдесят пропали без вести, – доложил Фаррел уже, похоже, чуть пришедший в себя. – Шестьдесят раненых.
Катастрофические цифры для «Небулы» – треть экипажа просто выбыла. Тогда как, учитывая повреждения, работы было столько, что нам даже при полной комплектации не хватало бы рук.
– По кислороду что? – мрачно спросил я.
– Пробоины по большей части заделали, осталась пара мелких. Но в трюмах пожар, и он сжирает очень много. Кереньев туда отправился минут десять назад, но связи с ним нет.
– Ясно. – Я перехватил в руках столь ненавистную кислородную маску и проверил ёмкость баллона с воздухом. – Я туда, постараюсь быть на связи. Если что, как только сможем убраться отсюда – прыгайте.
Фаррел хотел остановить меня, но я так быстро ретировался, что не оставил ему ни шанса. Прихватив по пути пару матросов, которые явно не знали, в отличие от меня, что им делать, я направился к трюму.
Не успел я пройти и пары шагов, как моё внимание привлёк человеческий силуэт, забившийся в угол и сильно дрожавший. Не сразу, но я узнал его – это был Оуэлсон, матрос, что помог мне с штурмоботом.
Он что-то держал в руках, но из-за его позы и малого количества света, понять, что именно, оказалось невозможно. Зато видно было видно, что Оуэлсона сотрясала истерика: по щекам текли слёзы, а тело буквально ходило ходуном. Губы матроса беззвучно двигались, но что именно он говорил понять было невозможно.
Когда я подошёл практически в упор, Оуэлсон поднял на меня испуганные глаза и неожиданно спокойно сказал:
