– Вот и мой знакомый Геннадий, профессиональный серпентолог, между прочим, говорит то же самое. Но доводы разума плохо помогают, когда речь заходит о загадках психики. Наши фобии, а они у каждого свои, гнездятся где-то на генном уровне.
– Чай, кофе, сок? – спросил Надыбин после непродолжительной паузы.
– Расскажите лучше о содержимом конверта, который вы так бережно сжимаете в своих могучих руках.
– И вправду, давно пора переходить к делу, – спохватился Надыбин.
Из бокового разреза в «конверте» (беру это слово в кавычки, потому что это был все-таки не конверт) он достал некий артефакт, который выложил, как хрупкую драгоценность, на середину стола.
Это была старинная рукопись. Точнее, один лист из рукописи, исписанный каллиграфической восточной вязью.
С той же осторожностью я взял его и повертел в руках.
Лист был очень плотным, мягким на ощупь с обратной стороны, оба верхних угла имели повреждения, причиненные то ли мышами, то ли временем. Но нижняя часть листа была ровной. Что касается ярко-черных букв, то они казались такими свежими, словно их написали только вчера. На полях стояло несколько круглых и овальных печатей. Буквы на оттисках почти выцвели, хотя их конфигурацию местами еще можно было различить. Несмотря на необычайную плотность бумаги, кое-где виднелись потертости и небольшие дырочки, впрочем, незначительные. Основная часть текста, процентов примерно на девяносто, сохранилась прекрасно.
– Перед вами так называемый ярлык – подлинный самаркандский документ 15-го века, – торжественным голосом возвестил Надыбин. – Это жалованная грамота, выданная мирзой Улугбеком одному из его учеников, как свидетельство освобождения имущества подданного от налогов. Написан ярлык на таджикском языке, которым Улугбек владел в совершенстве. Верхняя часть первого листа документа, к сожалению, испорчена. Сохранившийся текст мне перевели.
– И о чем же в нем идет речь?
– Текст начинается с так называемой инвокации – традиционной для всякого старинного восточного документа хвалы Аллаху. Далее торжественно провозглашаются имена мирзы с цитатами из Корана и обращение к визирам и чиновникам финансового ведомства, в чьем ведении находилось налогообложение: «Да будет им ведомо…» Именно эта часть, наименее существенная для исследователя, пострадала сильнее всего. Ну, затем объясняются причины написания ярлыка: дескать, до сведения правителя дошло, что некто, вопреки законам, чинит неудобство его ученику. Далее указано на освобождение от налогов пожалованного лица и строгий приказ не трогать его близких и родственников. Еще ниже перечисляются конкретные налоги, а их число достигало нескольких десятков, но эта часть уже переходит на отсутствующий второй лист.
– Вы сами решили, что это документ именно 15-го века? – осведомился я. – Буквы уж слишком свежие.
– Послушайте, я же не давал повода считать себя самонадеянным ослом, – с некоторой обидой парировал он. – Эту рукопись я передал по отдельности трем экспертам, которые, изучив ее, независимо друг от друга пришли к схожим выводам. Итак, они констатируют, что документ написан специальными черными чернилами на так называемой самаркандской «султанской» трехслойной бумаге кремового цвета и наклеен на полотно, как обычно поступали в старину с особо ценными документами для их лучшей сохранности.
– Ах, вот почему он такой странный на ощупь с оборотной стороны!
