Поп вновь принялся читать:
– «…то здесь, в Буде, пустует мой домик. Сами мы скоро переселимся в Надьварад. В доме моем только внизу живет оружейник, что луки изготовляет, а три комнаты наверху стоят пустые…»
Цецеи встал.
– Не нужно мне! Ты, монах, купил этот дом на деньги Сапояи! Пусть рухнет твой дом, коли я переступлю его порог!
Священник пожал плечами:
– Откуда ты знаешь, что на деньги Сапояи? Может быть, в наследство получил…
Но Цецеи не стал и слушать. Сердито ковыляя, он вышел из комнаты и, стуча деревяшкой, прошелся по террасе.
Паломник закусывал у края террасы, в тени орехового дерева. Цецеи молодцевато остановился перед ним сердито сказал:
– Передай монаху, что кланяюсь ему. А письмо его будто и читать не читал.
– Так что ж, ответа не будет?
– Нет.
И старик проковылял дальше, к амбару. Расхаживая взад и вперед под солнцем, он размахивал палкой во все стороны, будто отгоняя невидимых собак, и сердило бубнил:
– Нет, брат, шалишь, голова у меня еще не деревянная!
Крестьяне усерднее принялись стричь овец, собаки отбежали подальше, и, казалось, даже дом на холме со страху соскользнул куда-то ниже.
Хозяйка вместе со священником стояла на террасе. Священник пожимал плечами:
– Допустим, домик не в наследство получил, а своим трудом добыл. Так все равно может подарить кому захочет. Вот он и дарит Петеру Цецеи. Теперь это будет дом Цецеи, и в нем сам король ему не указчик.
Из комнаты вышел Добо. Хозяйка представила его священнику и кликнула Вицу:
– Вицушка! Где ты, Вица?
– Она в саду играет, – ответила служанка.
Вернулся Цецеи и тут же напустился на священника:
– Ты, поп, рехнулся, видно! Чего доброго, не сегодня-завтра знаменосцем поступишь к Яношу!
– А ты на старости лет венгерцем зваться перестанешь! – рявкнул в ответ священник.
– А ты в палачи наймешься! – заорал Цецеи.
– А ты к немцам! – сердито крикнул поп.
– Палач!
– Немец!
– Живодер!
– Изменник родины!
Седовласые старцы кричали друг на друга так, что оба посинели от злости. Добо ждал только, когда придется их разнимать.
– Да не бранитесь вы, господь с вами! – проговорил он взволнованно. – Лучше уж с турками поругайтесь.
Цецеи махнул рукой и упал на стул.
– Не понимаешь ты этого, братец. Сапояи велел отрезать язык этому попу, а мне – руку. Ну, не дурак ли поп, коли обрубком своего языка Сапояи защищает!
– Будь он только моим врагом, – ответил притихший священник, – я давно бы ему простил. И все же я скажу: пусть лучше он правит венгерцами, нежели немец.
– Нет уж, лучше немец, нежели турок! – заорал Цецеи.
Добо перебил стариков, чтобы они не сцепились вновь:
– Хорошего мало и в том и в другом, это верно. Мы в Верхней Венгрии считаем так: подождем малость, может, немец выставит свои силы против турка. А кроме того, мы хотим убедиться, не продает ли Янош нашу отчизну туркам.
– Продал уже, братец, давно продал! – сказал Цецеи, махнув рукой.
– Не верю, – ответил Добо. – Ему нужна была корона, а не дружба с турками.
На столе появилось блюдо с цыплятами, жаренными в сухарях. Лица стариков смягчились. Все сели за стол.
– Эх, братец, когда-то и я был таким же молодым, как ты! – Цецеи покачал головой. – Сколько тебе лет?
– Тридцать один, – ответил Добо. – Да не сегодня-завтра и меня уж никто больше молодым не назовет.
– Покуда не женился – всегда молод. Но теперь самая пора тебе обзавестись семьей.
– Все некогда было, – сказал Добо улыбаясь. – Я, отец, с малых лет всё в сражениях да в сражениях.
