Генрих застыл. Он знал теперь: его прыжок был не безумной глупостью, а единственным шансом на жизнь.
Но всё же подвергнуться опасности ему пришлось. Едва оправившись после стремительного прыжка через реку и боли в лодыжке, Генрих оказался в ловушке другой природы. Он шагал среди каменистых холмов, заросших плотной порослью, когда заметил странные конструкции – наполовину природные, наполовину словно кем-то спроектированные. Они торчали среди скал, будто выстроенные из воска и глины, с причудливыми ребристыми формами и округлыми, пульсирующими проёмами. Сначала он не понял, что это, но потом ощутил запах – терпкий, сладкий, чуть гнилостный, наподобие меда, вперемешку с аммиаком. И тогда его охватила дрожь: это был гигантский рой первобытных ос.
Осы – крупные, длиной с указательный палец, с бронзовыми хитиновыми панцирями и переливающимися крыльями – заметили чужака. Сотни тысяч существ зашевелились внутри гнезд. Вибрация пошла по воздуху. Затем изнутри повалили первые разведчицы, а следом – вся масса роя, с гневным, гулким жужжанием, напоминая не насекомых, а разумную волну ярости. Миллионы тварей с острыми, как иглы, жалами уже поднимались в небо.
Генрих застыл. Он сжал мачете, но понимал: тут не поможет ни холодная сталь, ни бегство. Против такой орды это было как размахивать ложкой против урагана. Медленно, аккуратно, он начал пятиться назад, не делая резких движений. Осы кружили над ним, в звенящей ауре угрозы, будто ждали приказа. Его сердце бухало, как барабан. И тут ему в голову пришло отчаянное решение.
Он сорвал с пояса зажигалку, щёлкнул пьезоэлементом. Искра вспыхнула. Он нащупал сухой куст, поджёг его и швырнул в ближайшее гнездо. Мгновенно вспыхнул огонь – сначала шипящий, потом гулкий. Соты вспыхнули, будто пропитаны смолой. Взлетело пламя, охватив гигантские восковые башни. Они плавились, текли, трещали. Огонь пожирал конструкции, шипя и разрывая их изнутри. Вспыхивали узлы, внутри которых барахтались личинки, расплавлялся воск, превращаясь в капли ядовитого меда, стекая на землю.
В небо потянулся густой чёрный дым, тягучий, вонючий, с примесью горелого белка. Осы взвились вверх, в панике. Их строй распался, как войско, теряющее вожака. Они кружились, взлетали всё выше, теряя направление и цель. Пламя их пугало, дым гнал прочь. Вся эта армия исчезла в вышине, где дрожало, искажая свет, мертвенное солнце мезозоя.
Генрих не стал ждать повторного налёта. Он рванул прочь, насколько позволяла боль в ноге. Бежал, не разбирая дороги, лишь бы уйти от дыма, пепла и смертельного гнезда.
В ту ночь он снова ночевал на вершине дерева. Боль в ноге притупилась, а усталость, наконец, выжгла остатки страха. Он устроился в развилке ветвей, затянул ремни, чтобы не упасть во сне, и провалился в блаженное забытьё. И снился ему странный, прекрасный сон.
Академик Камилов – лысый, морщинистый, с шишковатым черепом, залоснившимся от пота, в мятом костюме, на карачках ползал за ним. Целовал подол его научной мантии и хрипел жалобным, скулёжным голосом:
– Возьмите меня… прошу… в следующую экспедицию… Я буду носить ваши кастрюли, чистить приборы, стирать бельё, лизать пыль с ваших ботинок, только возьмите в Мезозой…
За спиной Камилова, переминаясь с ноги на ногу, стояли другие члены Ученого Совета – в очках, с портфелями, нервные, испуганные, как чиновники перед пожаром. Кто-то держал термос, кто-то – ноутбук, а кто-то уже начал снимать ботинки, будто собирался идти за ним по следам. Они толкались, переглядывались, кто-то даже захныкал.
