Читать онлайн Алишер Таксанов - 100 километров Мезозоя

Редактирование с помощью ChatGPT

Иллюстрации сделаны с помощью ChatGPT

© Алишер Таксанов, 2025

ISBN 978-5-0067-3761-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1.

Генрих Райзе не был из тех, кого можно назвать авантюристом. В молодости он мечтал не о морях и джунглях, а о пыльных залах музеев, где кости шепчут о вечности. Его привлекало не движение, а неподвижность – каменные свидетельства давно исчезнувших жизней, застывшие в слоях времени, как муха в янтаре. Он предпочитал архивы археологических институтов шумным конференциям, и даже свои доклады читал ровным, бесстрастным голосом, будто стремился стереть самого себя, оставив только факты. В сорок он уже был автором «Энциклопедии мезозойской тишины», учебника, ставшего классическим. В шестьдесят – почётным членом Палеонтологического общества Европы, обладателем научных степеней и утомлённого взгляда человека, который видел слишком много фальсификаций и грантовой суеты.

Но за этой холодной оболочкой скрывался ребёнок, который когда-то всерьёз плакал над рисунком с упавшим бронтозавром. Генрих никогда не терял восхищения перед теми, кто ушёл – не просто вымер, а растворился в истории с таким величием, которое человеческой цивилизации и не снилось. Он знал, что никакая реконструкция не передаст запаха влажного папоротника под ногами гипсилофодона, ни один 3D-макет не даст ответа, как в точности двигалась шея апатозавра при кормёжке. И когда появился проект «Хроноскаф» – экспериментальная программа прыжка во времени, финансируемая под грифом государственной тайны, – Райзе, вопреки собственному характеру, подал заявку первым.

Он не мечтал изменить прошлое, не хотел брать с собой оружие или ловушки. Он хотел видеть. Хотел убедиться – хотя бы одним глазом – что его жизнь, посвящённая догадкам, не прошла напрасно. И главное – он хотел снова почувствовать удивление. Не перед цифрами или новыми находками, а перед самой реальностью – хищной, дымящейся, живой. Перед криком, способным заставить дрожать землю. Перед динозавром, который не был моделью. Перед настоящим прошлым.

Супруга Генриха, Ларэна, никогда по-настоящему не разделяла его страсти. Она жила рядом, как живут с людьми странных профессий – с терпением и лёгкой отстранённостью. Она не вмешивалась, не спорила, не задавала лишних вопросов, и в этом было больше любви, чем в громких словах. Иногда, сидя напротив него за утренним чаем, она с тихим изумлением смотрела, как он увлечённо листает снимки окаменелостей или бормочет что-то себе под нос, поправляя текст лекции, которую никто, кроме коллег, и не поймёт. В их доме не было споров, но и общего поля тоже не было – каждый жил в своей вселенной. И всё же она гладила ему рубашки перед выступлениями и клала в чемодан таблетки от давления, когда он уезжал на симпозиумы.

Дети относились к отцу с лёгкой ироничной лаской. Они любили его – по-своему, искренне, – но профессия казалась им анекдотом из чужой эпохи. «Кости копаешь, папа? А деньги в каком слое прячутся – триасе или юре?» – говорил старший, менеджер логистической компании. Младшая, архитектурный дизайнер, однажды честно сказала: «Ты, наверное, самый умный человек, которого я знаю, пап, но ты живёшь не в своём времени». Они не ругались, не спорили – просто пожимали плечами. В их глазах профессия отца была благородной, но бесполезной. Ни статуса, ни машины, ни дачи у моря она не приносила. Только ящики с образцами, бесконечные бумаги и странные запахи от старинных камней, которые он привозил с раскопок, как другие – магниты с курортов.

Родственники говорили о Генрихе с гордостью – особенно в застольях и на свадьбах. «Известный палеонтолог, профессор, между прочим! В телевизоре был!» – произносилось с пафосом, который не знал, чем наполнен. Но ни один из них не открывал его монографии. Ни одна из племянниц не подключалась к его онлайн-лекциям. Ни один дядя не пришёл на мероприятие награды Академии наук, когда ему вручили медаль за вклад в развитие геохронологии. На таких церемониях он стоял в окружении коллег – таких же пожилых, склонных к скрупулёзности и почтительному молчанию. А потом возвращался домой, где Ларэна читала бульварный роман, дети не звонили, а его имя всё чаще упоминалось в третьем лице: «Генрих у нас учёный. Странный, но умный».

И всё же он не держал зла. Он знал: они живут в настоящем. А он – в прошлом.

Он ничего не сказал родным. Просто посчитал, что это либо примут как должное, либо не поверят, либо проигнорируют. В любом случае, неведение для них было лучше – так решил Генрих. Без ссор, без театра. В один вечер он молча собрал вещи: тщательно проверил содержимое походного рюкзака, сложил медицинский комплект, смену белья, термонакидку, взял свою записную книжку с набросками видов, которых, возможно, никто и никогда не видел вживую. Затем, подойдя к жене, поцеловал её в висок.

– Экспедиция? – коротко спросила Ларэна, не отрывая взгляда от экрана, где дон Педро в потных шелках страстно обнимал юную Матильду, а его подлая жена следила сквозь замочную скважину и строила очередной коварный план по захвату его бизнеса.

– Да, – просто ответил он, не вдаваясь в детали.

Дети лишь сказали, что будут скучать, и снова уткнулись в планшеты и наушники, полностью растворяясь в виртуальной реальности, где даже динозавры были красивее, чем в его монографиях.

2.

Лаборатория «Хроноскаф-База» находилась в двухстах километрах от его города, в старом лесном массиве, закрытом для гражданского транспорта. Но старый «Шевроле» 1970 года, рыча мотором, уверенно преодолел трассу и шоссе. Его уже ждали.

Комплекс оказался грандиозным – массив серого бетона, уходящий вглубь земли на сто метров. Снаружи – лишь скромное бетонное здание с герметичными дверьми и сторожевыми вышками. Внутри – подземный организм из кабелей, серверов, реакторов и бронированных шлюзов. Он чувствовал, как нарастает напряжение: десятки специалистов в лабораторных халатах и комбинезонах сновали между экранами и пультами. Некоторые были молоды, с лицами геймеров, другие – угрюмые ветераны НИИ, говорящие на языке графиков и уравнений.

– Рад вас видеть, профессор, – сказал руководитель проекта Стиви Комбриг, протягивая руку. Он был высоким мужчиной лет пятидесяти, с выбритым черепом и тяжёлым, цепким взглядом. Всё в его облике говорило о бывшей военной выправке: прямой позвоночник, отточенные движения, минимум слов. На лацкане – эмблема проекта: стилизованная молния, пробивающая циферблат часов. – Ваш старт через два часа.

Профессор кивнул. В огромном зале, похожем на командный центр подлодки, царила сосредоточенность. Три десятка человек возились с голографическими панелями, сверялись с таблицами, обсуждали параметры. Круглые мониторы показывали изображения временных воронок, фазовые сдвиги, энергозатраты. Шелест голосов гас в воздухе, наполненном электричеством ожидания.

– Да, я готов, – сказал Райзе.

– Повторите вашу цель, – потребовал Комбриг, не как проверку, а как ритуал.

– Изучение флоры и фауны позднего мела вблизи научной базы «Мезо-9», построенной на устойчивом тектоническом плато, известном по геологическим картам. Основное внимание: тарбозавр, цератопсы, заврогнаты, орнитомимы, а также крупные меловые папоротники, хвощи и ранние цветковые растения.

– Отлично, – Стиви кивнул. Его устраивала такая дисциплина.

Он подвёл профессора к большому полупрозрачному экрану. На нём вращалась 3D-модель участка планеты – густые джунгли, река, извивающаяся, как змея, и возвышенности плато, окружённого влажными долинами.

– Здесь находится база «Мезо-9». Мы не гарантируем точного попадания, но зона примерно в радиусе одного километра. Не беспокойтесь, вы будете не один. Там дежурит группа из двадцати вооружённых охранников и пятнадцати специалистов: биологи, геохимики, климатологи. Полноценные лаборатории, изоляторы, зона ночёвки, защита от хищников. Всё по протоколу.

– Как вы умудрились закинуть такую махину в прошлое? – удивился Райзе, глядя на схему станции: она была размером с океанский лайнер.

– Энергозатраты эквивалентны… – Стиви запнулся, словно вспомнил, что не всё подлежит озвучке. – В общем, дорого. Но частные корпорации и государство понимают, что выгода будет куда больше.

– Что мне сейчас делать? – спросил Генрих.

К нему подошла доктор Ингрид Мээр – темнокожая женщина с густыми заплетёнными косами, серьёзным взглядом и спокойной, обволакивающей манерой речи. Её халат был расстёгнут, а под ним сверкал браслет с биосенсорами. Она пахла эвкалиптом и железом.

– Мы должны ввести вам антибиотики и несколько «гадостей», – с улыбкой сказала она, подготавливая шприцы. – Мезозой – не лучшее место для иммунной системы человека. Без защиты вы не протянете и недели.

– Я бы поел, – нерешительно заметил Райзе, думая о сочном донере из лавки возле дома.

– Исключено, профессор, – жёстко отрезала Ингрид. – Перемещение вызовет перегрузку. Лучше путешествовать налегке. Но в рюкзаке будет всё необходимое: вода, консервы, оружие, сигналы, аптечка.

Он лишь кивнул. Прививки обжигали кожу, одна из них отозвалась металлическим вкусом на языке. Затем его повели в зону подготовки. На нём был лёгкий, но прочный термокомбинезон, походные ботинки с армированной подошвой, очки с ночным режимом, браслет мониторинга. Рюкзак – плотно упакованный, сбалансированный. Всё выглядело так, будто он собирался не в прошлое, а в сложную экспедицию на край света.

Никто не заметил, как молодая сотрудница, скучающая у терминала навигации, получила сообщение от подруги и, смеясь, переписывалась с ней, на автомате вводя координаты. Один лишний символ. Один невидимый сбой. Цифра ушла в базу данных, и навигационный компьютер принял её как истину.

На табло начался отсчёт: 30… 29… 28…

Генрих стоял в центре капсулы запуска. Стеклянный купол медленно закрылся. Стиви и Ингрид наблюдали за экранами, проверяя стабилизаторы, уровни энергии, фазовые углы. Всё шло по графику.

10… 9… 8…

– Удачи, профессор, – сказал Стиви, не отрываясь от приборов.

3… 2… 1…

Вспышка. Воздух дрогнул. Генрих исчез.

Он летел по гравитационному туннелю, где не существовало верха и низа. Пространство было свернуто в клубок – сгустки света, прерывистые картины времен, миграции материков, крики, похожие на раскаты грома. Птицы, рыбы, цветы, рёв вулканов и грохот раскалывающихся континентов. Внезапно – тишина. Ощущение тяжести, влажного жара, гула тысячелетий, пронизывающего каждую клетку.

Затем темнота разом прорвалась светом. Он падал сквозь листву – густую, плотную, как ткань. И под ним была земля. Настоящая. Мезозой.

3.

По расчётам он должен был упасть с высоты не более двух метров – максимум, если гравитационные волны сработают неидеально. Но реальность оказалась куда менее деликатной: Генрих падал метров с тридцати, как камень, выброшенный из катапульты. Только густые ветви древних деревьев, сплетённые в месиво листвы, лиан и древесных побегов, смягчили его траекторию. Он пролетел сквозь них, словно сквозь зелёную мясорубку, и, захлебнувшись в облаке пыльцы, рухнул на влажную землю с глухим хрустом и странным вжик. Что-то под ним хлюпнуло.