Читать онлайн Юрий Манойленко, Анна Манойленко - 100 петербургских историй, извлеченных из архивов и пожелтевших газет

«ШТРИХИ» И «ЧЕРТОЧКИ», ПОРТРЕТОВ ГОСУДАРЕЙ, МИНИСТРОВ И ПРИДВОРНЫХ, КОТОРЫЕ НЕ ВОШЛИ В ИХ ПАРАДНЫЕ БИОГРАФИИ

НЕВЫДУМАННЫЕ ИСТОРИИ О ХУДОЖНИКАХ, СТУДЕНТАХ, ДОМОХОЗЯЙКАХ, ОФИЦЕРАХ, ДВОРНИКАХ, СТОРОЖАХ И ДР. ПЕТЕРБУРГСКИХ ОБЫВАТЕЛЯХ XIX – НАЧАЛА XX ВЕКА

ОСОБАЯ, НЕПОВТОРИМАЯ АТМОСФЕРА ПЕТЕРБУРГА, КОТОРАЯ ВДОХНОВЛЯЕТ НАС ПО СЕГОДНЯШНИЙ ДЕНЬ

КНИГУ МОЖНО ЧИТАТЬ С ЛЮБОГО МЕСТА КАЖДАЯ ИСТОРИЯ – САМОСТОЯТЕЛЬНЫЙ НЕВЫДУМАННЫЙ СЮЖЕТ

© Манойленко А.С., Манойленко Ю.Е., 2025

© «Центрполиграф», 2025

Дорогие друзья!

Книга, которую вы держите в руках, состоит из невыдуманных историй. На протяжении 10 лет мы занимались их поиском в архивах и библиотеках, чтобы рассказать о неизвестных страницах прошлого любимого города.

Вы прочитаете о государях, министрах и придворных – и сможете узнать те «штрихи» и «черточки», которые не вошли в их парадные биографии. Но главные герои книги – это петербургские обыватели XIX – начала XX веков. Студенты, домохозяйки, офицеры, дворники, сторожа, художники – все те, кто дышал влажным воздухом Северной столицы, любовался красотой улиц и площадей, радовался редкому солнышку и печалился событиям повседневной жизни. Вместе они создали особую, неповторимую атмосферу Петербурга, которая вдохновляет нас по сегодняшний день.

Эту книгу можно читать с любого места. Мы намеренно не стали разбивать ее по хронологическому или тематическому принципу. Каждая история – самостоятельный сюжет, маленький элемент бесконечно разнообразной петербургской мозаики.

Приятного и увлекательного вам чтения!

В начале XX века Петербург, как и многие крупные города Российской империи, особенно остро столкнулся с проблемой очистки питьевой воды. Ее плохое качество приводило к возникновению эпидемий, уносивших жизни сотен столичных жителей. Определенному улучшению санитарной обстановки в городе способствовал переход к централизованному водоснабжению, когда вода стала очищаться на водопроводных станциях при помощи специальных очистных устройств, преимущественно английского производства. Однако существенным недостатком этих фильтров было то, что они быстро засорялись взвешенными веществами, образующимися летом в открытой воде, и качество очистки заметно снижалось.

Исправить ситуацию попытался отставной капитан 2-го ранга Николай Филькович. Будучи в Париже в 1909 году, он ознакомился с процессом очистки питьевой воды при помощи изобретенных французскими инженерами фильтров Puech-Chabal. Удостоверившись в «простоте и экономичности» способа, Филькович пришел к убеждению: использование фильтров в России позволит решить проблему получения чистой воды. Он обратился в петербургское градоначальство с предложением установить на главной водопроводной станции пробные фильтры, чтобы выяснить степень их пригодности для невской воды.

Столичные власти отказались пойти на эксперимент, и тогда отставной офицер осенью 1910 года предложил Институту экспериментальной медицины заключить с ним договор о сотрудничестве. Согласно заключенному договору, институт обязывался провести исследования очистной работы фильтров, которые Филькович установил за свой счет, а затем опубликовать результаты. По истечении двух лет фильтры переходили в собственность института.

Фильковичу предоставили участок в усадьбе Императорского института на Аптекарском острове, где на собственные деньги рационализатора осуществили монтаж фильтров Puech-Chabal. Степень очистки воды оказалась столь высока, что позволила Медицинскому совету Министерства внутренних дел рекомендовать французские фильтры для применения.

Вдохновленный успехом, Филькович в апреле 1913 года обратился в Министерство внутренних дел с ходатайством о возвращении ему 40 тысяч руб., израсходованных на устройство фильтров. Обращение препроводили министру финансов Владимиру Коковцову, однако тот счел компенсацию невозможной. Он посчитал, что эксплуатация фильтров в Императорском институте носила характер рекламы, а установка осуществлялась добровольно и не была связана с какими-либо обязательствами со стороны государства.

Тогда Филькович решил дойти до самых верхов. Осенью 1913 года он опубликовал хвалебную статью о фильтрах в газете «Санкт-Петербургские ведомости» и обратился к дворцовому коменданту Владимиру Дедюлину с просьбой доложить о своем деле императору Николаю II. Однако и здесь капитана ждало разочарование. В ответ на его письмо Дедюлин прислал телеграмму: «Вопрос о фильтрах, как не входящий в мою компетенцию, не считаю себя вправе докладывать, и вообще делу этому ход дать не могу».

После того как 30 января 1914 года новым министром финансов вместо ушедшего в отставку Коковцова стал Петр Барк, Филькович вновь решил попытать счастья и 1 марта подал министру записку с просьбой возврата денег. Однако и теперь итоги обращения оказались неутешительными. По поручению Барка канцелярия министра подготовила ответ: «Его Превосходительство затруднился согласиться на возмещение господину Фильковичу израсходованных им средств, так как затраты были произведены добровольно, с целью рекламы».

Тем временем капитан разразился личным письмом к Барку, в котором замечал: «Справедливость требует возместить мне не только 40 тысяч руб., но и суммы гораздо большей, так как я никакой рекламы никому не создал, а принес Правительству громадную пользу…»

Летом 1914 года началась Первая мировая война, всецело заслонившая для Министерства финансов историю с фильтрами. В качестве главы ведомства Барк вел в странах Антанты переговоры о займах, а в феврале 1915 года, вернувшись из очередной поездки, обнаружил у себя на столе телеграмму следующего содержания: «Покорнейше прошу принять поздравление с благополучным возвращением из Франции и Англии. Надеюсь теперь, что мне будут возвращены мои расходы, ибо нужда в деньгах у меня очень острая. Филькович».

Выяснилось, что капитан до сих пор не получил ответа на свои обращения. Причина этого оказалась банальна: он не представил в Министерство финансов две гербовые марки для оплаты пошлины. В итоге Петроградской казенной палате поручили взыскать с Фильковича полтора рубля гербового сбора, чтобы министерство имело возможность направить ему официальный ответ об отказе в компенсации.

После Февральской революции и смены власти в России Филькович снова попытался вернуть деньги.

11 апреля он подал в Министерство финансов Временного правительства подробную смету расходов на установку фильтров и вновь просил об их возмещении. Не получая ответа, капитан обратился с письмом на имя товарища (заместителя) министра финансов Владимира Кузьминского, в котором просил вернуть ему «половину затрат». Письмо завершалось философским посылом: «Кто знает, что оказанная мне сегодня справедливость завтра будет вознаграждена сторицей для Вас?»

Кузьминский запросил в Министерстве внутренних дел справку по существу ходатайства и вскоре получил заключение, в котором отмечалось, что Институт экспериментальной медицины не только выполнил все обязательства, но и провел «тысячи различных опытов и исследований», стоимость которых во много раз превысила расходы на установку фильтров.

Летом 1917 года Филькович направил товарищу министра финансов еще одно письмо, на этот раз из Владикавказа. Капитан сообщал, что избран членом Поместного собора Российской православной церкви от Терской епархии и намерен выехать к месту его проведения, в Москву, сразу по получении «причитающихся ему» денег. «От Вас теперь зависит благосостояние всех нас», – убеждал он Кузьминского.

20 сентября 1917 года на имя Фильковича было направлено официальное уведомление о том, что «товарищ министра признал ходатайство неподлежащим удовлетворению». Через месяц произошла Октябрьская революция…

Дальнейшая судьба Фильковича неизвестна, но можно предположить, что возвращения своих денег он так и не дождался. В истории отставной капитан 2-го ранга остался «благотворителем поневоле», чьи фильтры в течение многих лет очищали воду для Института экспериментальной медицины.

Повесть «Шинель» Николая Васильевича Гоголя – о злоключениях бедного чиновника Акакия Башмачкина, добывавшего хлеб переписыванием бумаг в «одном департаменте» Петербурга, увидела свет в начале 1843 года. А спустя двадцать лет в нашем городе произошли события, удивительным образом перекликающиеся с сюжетом произведения.

Все началось ноябрьским днем 1863 года в особняке петербургского генерал-губернатора на Большой Морской улице – эту должность в ту пору занимал внук и тезка знаменитого полководца Александр Суворов. Прямо в приемной случилась неприятность: один из посетителей, полковник Дмитрий Дурново, собираясь на выход, не нашел оставленную им верхнюю одежду. Вместо изящной шинели «на скунсовом меху» с большим воротником, сшитой в модном ателье и обошедшейся в 150 руб. серебром, на вешалке висела совсем другая, старая и потертая, явно происходящая из магазина готового платья, а из ее кармана выглядывало видавшее виды кашне…

Опрошенные сторожа вспомнили: похожая одежда была на молодом человеке, неоднократно заходившем в губернаторскую канцелярию к коллежскому советнику Иерониму Грассу. Узнав от того имя и адрес, полиция без труда отыскала похитителя.

Им оказался 29-летний нигде не служащий дворянин Адам Кучинский. Сначала он пытался свалить всю вину на некоего барышника, которому будто бы променял в тот день шинель на пальто. Но потом сознался в похищении полковничьей шинели, сообщив, что продал ее торговцу Прокофьеву на Семеновском плацу за 28 руб. серебром и «пальто впридачу». В лавке Прокофьева пропавшую вещь обнаружили и вернули законному владельцу. А для Адама Кучинского началась долгая следственная эпопея…

Свой поступок он объяснял «припадком самозабвения и безумия, в каковое состояние был приведен крайностью своего положения». Представитель бедного дворянского рода из Минской губернии, в 1850-х годах Адам приехал в Москву, где слушал университетские лекции и зарабатывал на жизнь уроками. Результатом физического измождения и постоянной нужды стали периодические приступы «беспамятства», продолжавшиеся с Кучинским и в Петербурге.

Здесь его зачислили в Медико-хирургическую академию (ныне – Военно-медицинская академия) «своекоштным» студентом, т. е. он должен был оплачивать посещение. Жизнь в столице оказалась на порядок дороже, чем в Первопрестольной, и вскоре молодому человеку пришлось оставить учебу. Устроиться на службу не удалось, поэтому единственным источником пропитания для него служила помощь сердобольных людей и чиновника Грасса, тот давал Адаму переписывать бумаги и платил за это небольшие деньги.

Состояние Кучинского особенно ухудшилось после пожара, случившегося зимой 1862 года в квартире дворян Григорьевых, из сочувствия предоставивших ему угол. Огонь уничтожил последнее имущество Адама, поставив его на грань крайней нищеты: «И без того слабый ум его окончательно помрачился, и прежние припадки повторялись почти каждую неделю, так что часто он вечером не мог вспомнить без помощи хозяев и знакомых, где и как провел минувший день».

Опрошенные полицией знакомые Кучинского подтвердили его бедственное положение и «расстроенное состояние». Приютившие его дворяне Григорьевы замечали за Адамом крайнюю рассеянность, забывчивость и невнятные разговоры. В день похищения шинели квартирант выглядел особенно странно: «Глаза его были мутны, и он говорил какой-то вздор, из которого ничего нельзя было понять». Но, невзирая на совет остаться и никуда не ходить, он отправился в канцелярию генерал-губернатора, чтобы «просить о помощи».