я засяду в месте таком укромном,
чтобы, когда бы ты ни заглядывал внутрь,
в горле вставали комом
все слова, что ты мне наговорил,
все, что ты мне наобещал,
я могла ненавидеть, но только сил
не было – оттого прощала.
мы пересечемся, мы связаны, хрена с два
убежишь, разделаешься, ножом меня отсечёшь.
я от нашей игры ни жива, ни мертва,
голова моя – джинсы клёш —
удлиняется книзу, выплевывает слова, им узко.
стены розовые, мел скрипит, жду звонка,
что может быть романтичнее, чем французский?
только твоя рука.
а ты её отпустил, я тянусь – и за спину
прячешь, победителем хочешь выйти, меня – уродом
выставить, я стерплю, пойму,
ты снова вода.
только не помню – двенадцать палочек? казаки?
нервы сдохли, волосы – листвой осыпались.
и роятся о тебе смешные мои стихи
бестолковыми кипами.
все. да все уже кончено, пиши о другом, Марин.
это же невозможно читать, ты душишь.
давай как взрослые об этом поговорим?
только найду беруши.
я с тобой уже не хочу. надоела игра,
не хочу, ты всему меня научила.
только все сказанное переврал,
истина отскочила.
берет топор. «на счёт три – рублю,
потому что невыносимо.
слышишь, я тебя не люблю,
будет весело, как просила»
положи топор, положи. без него
все истлеет трупом.
не осталось от нас ничего.
тихо. смешно. и глупо.
умеющим читать между строк
чертополох закатывается на стылый порог.
пир закатили знатный.
сломанный нож – в глотку. единорогам не нужен рог.
принцессы не взяли взятки,
брали кредиты и ипотеки, деньги в дар и деньги взаймы,
застревали. так зарождались легенды,
жизнь – карнавал, жизнь – балаган, и где-то – мы
пьём лавандовое вино неизвестного бренда.
пишем в ночи истории, шумим и радуемся,
шутки шутками, миру – мир, оплеухой звенит шлепок,
небо валится от сорокаградусного,
текилу, лимон и соль засыпало небо в пупок,
потом принцессы уходили в запой, в крестовый поход,
в загул, на четыре стороны, во все тяжкие.
Землю раскачивали, вершили переворот
сказки без хеппи-энда.
на сиротливую пустоту
обречён умеющий читать между строк.
то есть —
почти что каждый.
не хотел увидеть, как ты учишься жить без меня
не хотел увидеть, но видел – как ты учишься дальше
жить без меня,
игнорируя верхний слой полимеров, которые Землю покрыли плёнкой, что переживет и нас, и здания, и города, воздвигнутые
простым и глупым человеком,
который верил – если построить дом,
в нем можно будет хранить пшеницу, в нем можно будет держать кота, во дворе поселить собаку, чтобы ругалась, заметив тонкую дымную струйку у рта,
потому что хозяйка не любит, когда кто-то кашляет,
а дым говорит о том, что тот человек, который построил дом, снова курит, а значит – снова не спит до утра, потому что не знает – придёт ли, перепадёт ли, какой будет курс, что делать, если случится Всемирный потоп, что, если лев? что, если временем смоет и город, и дом, и то небольшое хозяйство на заднем дворе?
и если не будет ни звёзд, ни алмазов, что подарить той особенной, ради которой и дом, и семя тюльпанов – в рыхлую почву, и тёплый камин, шерстяные носки, самые добрые сказки? что, если Солнце на нас рассердилось и выжжет леса, по которым хотелось гулять, обнимая за плечи, укрывшись зонтом от дождя, чтоб после бежать, прижимаясь друг к другу, и в тёплой гостиной вдвоём укрываться одним одеялом,
стараясь не навредить, стараясь не сглазить,
не разбудить маму-кошку, что кормит котят, пространство и время, что покорно назад отступает?
всё было сделано, сложено ради истомного «больше, ещё, и ещё, и ещё!»
