Один из охранников, взяв булку, швырнул ее в середину загона. Стоявшие по краям люди во все глаза смотрели на реакцию отчаявшихся. Тяжелая, давящая тишина зазвенела в воздухе, нарушаемая лишь звуками работающих камер. Все боялись не только пошевелиться, но и даже дышать. Собравшиеся «представители высшей расы» в предвкушении кровавого зрелища приготовились фиксировать каждый кадр жестокой бойни между бывшими товарищами по оружию. И тут… произошло такое, отчего даже самым прожженным циникам стало не по себе.
Отделившись от кучки людей, юный член группы подошел к лежавшему на земле хлебу. Опустившись на колени, он бережно взял его и, что‑то шепча, трижды коснулся губами буханки, как будто поклоняясь ей. Затем, поднявшись, исхудавший юноша с трепетом понес драгоценность к ожидавшим его товарищам. Он нес булку с таким благоговением, словно это была святыня. И действительно, для людей, которые находились на чужбине в нечеловеческих условиях, теплый свежеиспеченный каравай стал святая святых.
Подойдя к старейшему из узбеков, юноша с поклоном передал хлеб и отошел в сторону. В мертвой тишине немецкие солдаты наблюдали, как военнопленные, не сговариваясь, расселись в круг и, сложив ноги по-восточному, начали передавать по цепочке крошечные кусочки хлеба. Каждый, получивший свою долю, сперва грел о него замерзшие руки и лишь потом, закрыв глаза от удовольствия, неторопливо съедал его. А после странной трапезы по загону пронеслось таинственное: «Альхамдулиллах!»16
Это был полный провал и крушение надежд фашистского руководства, оказавшегося неспособным осознать величие душ людей другой, неарийской, расы… Гитлеровцы, обуянные яростью поражения, захлебывались в горьком разочаровании. Злоба, словно ядовитый плющ, обвивала их уязвленное самолюбие и раздутое высокомерие, требуя кровавой сатисфакции.
– Это еще что такое? – побагровев, сквозь зубы произнес группенфюрер СА Вернер Вехтер, щеки которого залила краска. – Я спрашиваю вас: ЧТО ЭТО ТАКОЕ? Где обещанная бойня? Где накал страстей? Почему эти твари не рвут друг друга на части? Посмотрите на них! Это же ЗВЕРИ, а не люди! А зверям несвойственно ТАКОЕ… благородное поведение! Что я покажу моему начальству, которое возложило на киноленту столько надежд? Вы разочаровали меня!
Бросив злобный взгляд на коменданта лагеря и стоящего тут же унтерштурмфюрера СС Карла Петера Берга, герр Вехтер зашагал к своей машине. Он был вне себя от злости. «Как такое возможно? – спрашивал он себя. – Кто бы мог подумать, что генетические уроды повлияют на планы Третьего рейха? В чем дело? Вероятно, их поступок – это результат халатности оберштурмфюрера или его заместителя. По всей видимости, они не уследили, и пленные имели возможность хорошо питаться. Или… те нелюди обладают теми качествами, о которых мы и не догадываемся? Возможно, поэтому наше наступление захлебнулось?.. Но… это навряд ли. Это НЕВОЗМОЖНО! Так или иначе, сегодня мне придется доложить о провале… точнее, о полном провале. Йозеф придет в негодование. Он придет в ярость, и еще какую. Не хотелось бы мне быть тем, кто принесет ему дурные вести. Пусть Генрих сам ему докладывает. В конце концов, это его “заслуга”».
Да, планы министра пропаганды провалились. Его мечты разбились о благородство народа, который, несмотря на голод и лишения, находясь на чужой земле, смог сохранить человеческий облик, сохранить совестливость, сохранить и показать зарвавшимся «хозяевам жизни» величие духа.
