Первой реакцией был даже не страх, а какое-то оглушенное, тупое оцепенение. Мир сузился до размеров этой пыльной комнаты и эха отчаянного крика с другой планеты. Он не мог пошевелиться, не мог думать. Только слушал тишину и биение собственного сердца, которое отчаянно пыталось проломить ему ребра.
А потом, когда первая волна шока начала отступать, пришло оно – отрицание. Яростное, отчаянное, всепоглощающее. Нет. Этого не может быть. Это просто не может быть правдой.
«Розыгрыш, – пронеслось в его голове, как спасительная мысль. – Жестокий, чудовищный, но всего лишь розыгрыш». Кто-то узнал о нем, о его прошлом, о его связи с Аней, и решил поиграть на его нервах. Кто? Да мало ли ублюдков в этом мире, способных на такую низость. Может быть, даже кто-то из бывших коллег по «Прометею», кто сохранил к нему неприязнь. Или… или это "Aethelred Dynamics" таким изощренным способом пытается либо запугать его, либо, наоборот, проверить его реакцию, выманить из тени?
Эта мысль на мгновение принесла облегчение, смешанное с волной холодной ярости. Если это так, он найдет их. Он…
Но что он сделает? Он – никто. Призрак, отшельник. У него нет ни ресурсов, ни сил, чтобы противостоять кому-либо.
Тогда, может быть, это вирус? Изощренная фишинговая атака, использующая элементы его прошлого, чтобы пробиться сквозь его защиту? Голос Ани… его можно было синтезировать. Фрагменты о Лене, о «Прометее»… эта информация могла где-то сохраниться, в каких-то закрытых архивах, доступных тем, кто умеет искать. Да, это было более правдоподобно. Технологии достигли такого уровня, что подделать можно было все что угодно.
Или… И эта мысль была самой страшной, самой липкой. Или это он сам. Его собственный, измученный разум, окончательно сдавшийся под натиском стресса и одиночества. Эти проклятые флешбэки, этот вечный скрежет в голове, нехватка нормального сна, действие сомнительных препаратов… Может быть, это были галлюцинации? Слуховые, зрительные… Он ведь уже не раз ловил себя на том, что видит или слышит то, чего нет. Может быть, этот «крик с Марса» – всего лишь апогей его собственного, тихого сумасшествия?
Эта мысль была настолько ужасна, что Итан вскочил, едва не опрокинув стул. Нет. Только не это. Он не сумасшедший. По крайней мере, еще не до конца.
Но сообщение, как бы он ни пытался его рационализировать, стало мощнейшим триггером. Призраки прошлого, которых он с таким трудом удерживал на цепи, взбесились, вырвались на свободу. Комната вдруг наполнилась знакомыми запахами – озон, перегретая изоляция, антисептик. Стены, казалось, начали сужаться, давить. Тусклый свет единственной лампы исказился, заплясал, отбрасывая на стены уродливые, подвижные тени.
Вспышка. Он снова там, в лаборатории «Прометея». Холодный гель на висках. Тугие ремни, впивающиеся в запястья. И голоса, бесстрастные, деловые: «…увеличиваем мощность нейростимуляции…», «…отслеживайте когерентность альфа-ритма…», «…пациент демонстрирует признаки повышенной возбудимости… не обращайте внимания, это в пределах нормы…»
А потом – Лена. Ее лицо, искаженное гримасой ужаса, ее расширенные, ничего не видящие глаза. Ее тихий, срывающийся шепот: «Они везде… эти нити… они тянутся ко мне…»
Итан зажал уши руками, пытаясь отогнать эти видения, эти звуки. Скрежет в его голове усилился до невыносимой громкости, превращаясь в физическую боль. Он чувствовал, как по вискам струится холодный пот. Дыхание стало частым, прерывистым.
