Запросы шли с одного и того же, неизвестного ему идентификатора, замаскированного под системный шум. И повторялись с нерегулярными интервалами – раз в несколько минут, потом затишье на полчаса, потом снова серия коротких, обрывающихся сигналов.
Итан откинулся на спинку старого стула, чувствуя, как сердце учащенно колотится в груди. Это не было похоже на аппаратный сбой. И уж точно не на обычный сетевой шум, который его многоуровневые фильтры должны были отсекать с легкостью. Это было целенаправленно. Кто-то или что-то пыталось достучаться до него по каналу, который должен был быть похоронен под руинами его прошлого.
Он попытался убедить себя, что это какая-то новая, изощренная форма фишинга, нацеленная на старые, заброшенные узлы. Или, может быть, автоматический зонд какой-нибудь службы кибербезопасности, сканирующий глубины сети в поисках уязвимостей. Да мало ли что это могло быть! Солнечные вспышки, гравитационные аномалии, влияющие на древние ретрансляторы, да что угодно, только не то, о чем он боялся подумать.
Он хотел выключить терминал, разбить его, выбросить. Сделать вид, что ничего не было. Что этот тревожный огонек, эта непонятная активность – лишь плод его больного воображения.
Но он не смог.
Это было не просто любопытство. Это был тот самый зуд, который он когда-то ощущал перед каждым научным открытием, перед каждым шагом в неизведанное. Только теперь к нему примешивался леденящий страх.
Семя беспокойства, брошенное этим цифровым мерцанием, упало на иссушенную почву его апатии. И, вопреки всему, оно начало прорастать. Слабая царапина на его защитном панцире грозила превратиться в глубокую, кровоточащую рану. Он еще не знал, что это, но инстинкт самосохранения, отточенный годами выживания, кричал ему, что это «что-то» имеет к нему самое прямое отношение. И что тихая, уединенная жизнь, которую он так отчаянно пытался сохранить, вот-вот закончится.
Несколько часов Итан провел, не отходя от старого терминала. Он то погружался в анализ логов, пытаясь выявить хоть какую-то закономерность в странных запросах, то просто сидел, уставившись на мерцающий светодиод, который продолжал свою призрачную пульсацию. Снаружи завывал ветер. В комнате было холодно, но Итан этого почти не замечал, поглощенный своим тревожным бдением.
Он уже почти убедил себя, что это какая-то системная ошибка, фантом, порожденный его собственным воспаленным воображением. Что нужно просто выключить этот проклятый ящик, забыть о нем и попытаться вернуться к своей жалкой, но хотя бы предсказуемой рутине. Он даже протянул руку к тумблеру питания, но в этот самый момент произошло нечто, заставившее его замереть.
Пульсация светодиода вдруг стала чаще, интенсивнее. Затем на темном экране терминала, где до этого лишь изредка пробегали строки диагностического текста, хаотично заплясали какие-то символы, больше похожие на древние, забытые руны, чем на машинный код. Из недр корпуса донесся нарастающий гул, а потом – резкий, скрежещущий звук, будто кто-то пытался провернуть давно заржавевший механизм. Вентиляторы охлаждения, молчавшие годами, внезапно взревели на полных оборотах, выбрасывая в комнату облачко пыли с запахом перегретого металла и озона. Тот самый запах.
Итан отшатнулся, инстинктивно прикрывая лицо рукой. Сердце ухнуло куда-то вниз. Это не было похоже на обычный сбой. Это было… вторжение. Жестокое, грубое, отчаянное.
