3 | Поэзия - страница 13



И нет желаний превозмочь
Судьбы болезненных отметин.
Взволнован океан, его седины
В кошмаре от уставшего стыда
Стена из плача, вопли муэдзина
и памяти – для пыток – нагота.
Сквозь сон – сирена мчащейся тревоги,
В горчайшем одиночестве. Стихи
Ложатся, словно версты вдоль дороги,
И впереди – ни пробуждения, ни зги.
Январь 2001

Прибой

Из сизого тумана, ниоткуда,
из дальнего еще небытия,
а, стало быть, из смерти
мерно волны
приходят, тихие, подобные дыханью
и току мыслей,
или утешенью,
но вот огромная,
наверное, цунами – рвануло где-то —
«здравствуй!» – и снова, тихо, медленно,
спокойно листают волны
скромные мгновенья
больного бытия,
усопших чувств,
раздумий
и ожидания:
«настанет ли покой? И будет ли
когда-нибудь мне счастье? Придет ли, наконец,
искомое всю жизнь очарованье
гармонии страстей
и приходящих мыслей?»
песок шуршит,
шипящая вода
мне шепчет: «успокойся,
все это ничего,
все ничего,
проходит»,
но где-то, может быть,
В глубинах сумрачных уже встает
грохочущее, с ревом:
«А, может, все еще случится?»
март 2001

Калифорнийские холмы

Калифорнийские холмы,
зеленые и золотые,
под небесами до невинности пустыми,
о чем молчите мне,
калифорнийские холмы?
Какие недосказанные мифы
про силикон и томагавки от навахо
скрывает ваша в неге нагота?
Запекшиеся пятна странной соли —
лернейской гидры кровь не упадет
на ваши развороченные недра
и к яростным колючкам не пристанет
пот с лошади кричащей амазонки.
В придуманной стране придуманные формы:
зачем вы здесь, среди моей тоски,
калифорнийские зеленые холмы?
Разутая, расхристана, раздета,
моя душа, святое наказанье,
о, не мечись меж склонов и дорог,
не отдавайся эхом в тишине несчастий,
за вереницей траков не тянись,
и успокойся – там, на дне печалей,
на самом дне непознанных глубин
все то ж: чем боле мы себя теряем,
тем более находим мы себя.
На умирающем от жажды и неверья
нетрезвом языке лопочущих славян
я вам кричу, немые и глухие,
метафорой и горечью давясь.
И нас качает от несыгранных страстей,
от грохота прибоя за хребтами,
от темной тени, брошенной в себя
безжалостной судьбой, от уходящей боли,
а с болью – жизни, нужной и никому ненужной,
средь хоровода груды и грудей
холмов калифорнийских, с золотым зеленых.
Март 2001

На ветру

Несет свой крест в песке
Хозяин дельтоплана,
А позже тот несет хозяина креста
И в ожидании сошествия Христа
И продолжения Божественного плана
Скрывается. В туманном далеке
Шевелится хребет от Санта Круза,
Над облаками – небо. Как всегда
По Пятницам тоску наводят Крузо,
И бесконечно тòчится волна.
А мне граниты памяти постыли,
И ветры шалые, пустые, ни о чем,
И время встало в сумраке унылом,
И солнце гаснет пламенным мечом.
Вернусь в ночную горькую квартиру,
Зажгу две свечки, как глаза у тьмы,
И побреду по замкнутому миру
Своей надежды, воли и мольбы.
Апрель 2002

Сонет захода

«Отмщения!» – взывали небеса,
они пылали яростью и гневом,
они кричали: «Подлость и измена!»
на разные лады и голоса.
И в них читались горечь и обида,
несправедливость, мерзости игра,
шла предзакатная кровавая коррида,
казалось – навсегда иль до утра.
Миг приговора и проклятья затянулся,
вибрируя в расплавленные пульсы.
Там, наверху, ярились чудеса,
Ненужные покинутому мне,
Я плесканул в стакан небрежно каберне…
«Отмщения!» – взывали небеса.
Август 2002

Под небом

Иные небеса, чужие небеса
Несутся надо мной, являя чудеса.
Они несут с собой дожди и ожиданья,
Обман и страсти, декорации и позы,
Крутые радуги и проливные грозы,