– Конечно, оставлены, – уверит их «SVETA», хотя максимум, что она сделает, так это положит на спинку кресла сложенный вдвое пустой лист бумаги.
– Но ведь кресла займут! – справедливо возмутится семейная пара.
– Не займут, если вы прыгнете за ограждение, когда всех будут пускать в зрительный зал.
Нормальный совет, да? Но самое занятное заключается в том, что когда дверь в студию откроется, то солидная семейная пара лихо – да так, что Исимбаеву с шестом за пояс заткнёт – перепрыгнет через канат заграждения и исчезнет в самом начале очереди. Старожилы скопом ринутся на облюбованные ими места. Все остальные втиснутся в зал, когда все хорошие места будут уже заняты.
Но вы никогда и ничего из этого не увидите, потому что наша задача – показать вам глянец и блеф, а не скучный съёмочный процесс в декорациях. Кстати, о декорациях… последние довольно обшарпаны, потому что у девяноста процентов снимаемых в «Останкино» передач нет своей студии, так что задники и подиумы приходится постоянно разбирать и собирать, перетаскивая из одной студии в другую. В этом плане в «Останкино» повезло только «Первому», ну и ещё «НТВ», которые традиционно работают в выделенных для них помещениях. Все остальные вынуждены монтировать декорации заново каждый раз и снимать передачу так, чтобы картинка в кадре спрятала все недочёты.
Массовка в студии увидит больше вас: весь передний план студии, состоящий из подиума, где будут сидеть «говорящие головы» (специально приглашенные эксперты), зрительный зал, съёмочную площадку с перманентно ругающимся режиссером (Лидой), камеры, напоминающие футуристические летательные аппараты, операторов, жующих жевачку, мощный, бьющий в глаза, ослепительный свет, плазмы, развешенные по периметру, и электронное табло с периодически вспыхивающей надписью «аплодисменты».
Когда массовка рассядется, на подиуме появятся обалдевшие от грима и шума эксперты, которых Таня рассадит на строго отведённые для них места, после чего начнется традиционный разогрев массовки: на подиум выбежит главный модератор LEVA, который и объявит:
– Внимание! На телефон, на камеры ток-шоу не снимать, аудиозапись не делать, с любым, кого на этом поймаем, распрощаемся навсегда. Эмоции выражать можно и нужно, но ведущую не перебивать, с места вопросов не задавать, замечания не выкрикивать, говорить, только если вам дадут микрофон. И обязательно хлопать, когда на табло загорится соответствующая надпись. Всё поняли?
– Да-а…
– Пять минут до эфира! – обрывает мои мысли голос в динамиках, и я открываю глаза. Делаю глубокий вдох и выдох. Всё, нет больше волнения, и ничего уже нет, кроме трех, самых первых, самых простых слов подводки.
– Аасмяэ, на площадку, – командует голос Лиды, отныне живущей только в моём наушнике. Быстро, спокойно и собранно прохожу маленький коридор, отделяющий гримёрку от студии.
– Саш, насчёт Сечина… Я все-таки буду держать за тебя кулачки, – шепчет мне в спину Ритка, и я, помедлив, делаю то, что делать нельзя – я оборачиваюсь:
– Рит?
– Что?
– Не сходи с ума, – улыбнувшись ей, взбегаю на подиум.
Быстро оглядываю массовку, сидящих в креслах гостей. Двое из них явно нервничают. «Как их зовут? Ах да, справа Репин, слева – Бастрыкин». Доброжелательно кивнув им, перевожу взгляд на мужчину, сидящего ровно по центру. Обычный, симпатичный. Вальяжный. Очень спокойный, он сидит в кресле абсолютно не скованно, заложив правую ногу на левую и, мерно покачивая ей, смотрит на меня чуть насмешливо, точно знает что-то такое, что мне еще только предстоит разгадать. «Это Сечин», – шепчет в моём наушнике Ритка. Незаметно киваю ей, показывая, что я поняла. Мимоходом отмечаю, что у мужчины легкая седина на висках, очень красивый рот и интересные зеленовато-карие глаза с золотистым отливом. Но это не главное, потому что есть что-то ещё – что-то, что я никак не могу ухватить…
