– А то, Антошка, давай, пока тепленькая, – хохотнул за спиной Имант. – Я никому не скажу.
– Да пошел ты… – огрызнулся Антон, поднимаясь. – Нравилась она мне. Еще со школы, мы вместе учились. Хоть и жидовочка, но ладная девка была. Ей-богу, если бы Мендл за меня отдал, женился бы не глядя.
– Кто, Мендл? – захохотал Имант. – Да он быстрей бы свою бороду и пейсы по волоску бы выдернул, чем за гоя бы ее выдал.
– Да, тут ты прав, – грустно согласился Антон. – Не выдал бы, а сейчас и спрашивать не у кого. Да ладно, хер с ними. Пока наши не приехали, пойду морду сполосну и помою сапоги, а то моя как увидит, так ее кондрашка хватит.
– Подожди, я с тобой, – сняв с плеча винтовку и положив ее на траву, Имант направился вслед за Антоном к воде. – Знаешь, я покойников не боюсь, но одному жутковато было бы, а с тобой вот похер.
– А чего их бояться? Как по мне, так мертвый жид завсегда лучше, чем живой, – усмехнулся Антон. – Мирьям бы пожалел, а остальных… туда им и дорога. Вот скажи, Имант, ну отдали бы они тебе живые-то, что ты с них дохлых поснимал? То-то. Язык только за зубами держи.
– Да что ты, Антоша, кто ж об этом говорит? – замахал руками Имант. – Век тебе благодарен буду. Я добро помню…
Яшка осторожно приподнял голову. Полицаи стояли у воды спиной к поляне и были заняты своими сапогами.
Сейчас… сейчас или никогда…
С трудом поборов парализованное страхом тело, Яшка пополз к тем кустам, из которых еще совсем недавно плевалась пулями смерть, а сейчас, словно осознав содеянное, они шелестели на ветру, звали к себе, как будто хотели искупить вину, укрыть и спасти. Изо всех сил вжимаясь в землю, он полз, лавируя между мертвыми телами, каждый раз до боли зажмуриваясь от страха, когда проползал мимо очередного мертвеца. Десять метров, восемь, семь… Еще раз оглянулся. Антон с Имантом что-то обсуждали, стоя у воды. Пять, четыре… До кустов оставалось совсем чуть-чуть, но Яшка, испугавшись, что полицаи сейчас вернутся и он не успеет доползти, вдруг запаниковал, вскочил на ноги и метнулся в спасительные заросли. Жуткий, ни с чем не сравнимый страх гнал его неизвестно куда. Он бежал не оглядываясь, бежал задыхаясь, продираясь сквозь кусты, спотыкаясь о коряги. Падал, поднимался и снова бежал. Бешено колотилось сердце, отдаваясь в мозгу единственной короткой мыслью: живой, живой, живой, живой!
Степан проснулся затемно, злой и невыспавшийся. Всю ночь ворочался и мучили кошмары. От изрядно выпитого накануне мутило и раскалывалась голова. Зачерпнул кружкой воды из ведра, жадно выпил. Повело в сторону. Постоял с минуту с закрытыми глазами, держась за стену, потом скинул дверной крючок и вышел на порог. Утренняя прохлада слегка отрезвила, в памяти медленно начали всплывать события вчерашнего дня. Вспомнил, как ввалились Приекулис, весь перемазанный в крови, и с ним этот живодер Цукурс. Заставили взять лопату и вместе с другими мужиками на подводах отвезли к озеру. Всплыли в памяти лежащие друг на друге трупы евреев. Потом, уже вечером, когда вернулись, Колюня Косой заходил с бутылкой. Помянули – а как не помянуть, все-таки жизнь бок о бок прожили. Позже Ванька с женкой зашел, тоже поминали…
– Хоть бы на кладбище отвезли да похоронили по-людски. Все б греха меньше было, – Степан тяжело вздохнул, перекрестился и пошел отпирать сарай. – Ох, не ведают, что творят… ох, не ведают. Ведь перед Богом ответ придется держать, если раньше с них не спросят…
