Алина смахнула крошки и широким жестом указала на улицу:
– Тут здорово. Ешь и как будто смотришь кинематограф.
Окно выходило в институтский парк, но кроме косых кривых дорожек, заросших клумб и беседки виднелись кирпичная стена и ворота, а за ними – несколько заводских корпусов, трубы, гаражи и крутые холмы, окружавшие город.
– Хотите со мной? – неуверенно спросила она.
Я никогда не ел с ней. Обычно Алина завтракала ещё до моего прихода, а обед ей приносили в лабораторию, но я в это время спускался в столовую для персонала.
– Давай попробуем, – вздохнул я и с кряхтением взгромоздился на подоконник, стараясь не расплескать «кофе». Устроившись, сделал глоток и чуть не поперхнулся. Наполовину какао, наполовину – горячая молочная хлябь. Жуткая гадость.
– Алин, тебе нравится, как тут кормят?
Она посмотрела на меня с некоторым удивлением. Действительно. Она же не пробовала ничего другого. Я попробовал уточнить:
– Тебе вкусно?
– Мне кажется, да, – после раздумья ответила она. – Конечно, я бы хотела попробовать кое-что ещё… Ирина Валентиновна говорит, со временем будет можно.
Я в который раз удивился тому, что Алину нисколько не интересует, что с ней произошло. Мы-то знали, что это искусственный блок на область личных воспоминаний. Но неужели ей самой ни капли, ни чуточки не любопытно?
Я сделал ещё один глоток и понял, что пить больше не буду. Надеюсь, Ира уже закончила со своим тайным кавалером… А Руслана наверняка вернулась из библиотеки и недоумевает, почему меня нет. Хотя нет, она бы, наверное, позвонила…
– Спасибо за гостеприимство, – сказал я, ставя кружку на подоконник. – Пожалуй, пойду.
Кажется, Алина расстроилась. Тоже поставила свою кружку на заляпанный пластик. Посмотрела на меня своими голубиными глазами:
– А зачем вы всё-таки приходили?
– Просто шёл мимо. Решил зайти.
– Но вы стояли на лестнице. Ходили туда-сюда по коридору. Я слышала.
– Алина!
– Прятались от возлюбленного Ирины Валентиновны?
– Чего?!
– Да ладно, – снисходительно улыбнулась она. – Я же знаю. Не закрывать уши и глаза – слишком большое искушение.
– Ты пугаешь меня, – с лёгкой паникой ответил я. – Мне позвать кого-нибудь? Ирину Валентиновну? Медсестру?
– Нет, – ответила она. – Зачем? Не волнуйтесь, я способна быть самостоя… тель… ной.
– Алина? Ты как? Алин?..
Она аккуратно слезла с подоконника и подошла ко мне. Легонько толкнула в грудь:
– Идите. Вы, наверное, тоже торопитесь к воз-любленной.
Ну вот. Опять начала заикаться.
– Ты ведёшь себя вызывающе.
– Я прочитала, что это значит, – кивнула она. – Оскорбляюще общепринятые нормы, раздражающе заносчиво. Так?
– Примерно, – сердито ответил я. – И не надо говорить со мной таким тоном. А ещё подумай о том, что есть вещи, которые лучше оставлять при себе! До завтра.
Я вышел, хлопнул дверью и стремительно зашагал по коридору. То, что я сказал ей, эти последние фразы, – это было гадко; будто надзирательница или чопорная классная дама. Или – ещё хуже – лощёный, пахнущий одеколоном господин учитель.
Какой-то части меня хотелось вернуться и извиниться. Алинино лицо стояло перед глазами, как наяву: дрожащая нижняя губа, нахмуренные брови, растрёпанные, густые волосы.
Но минуту назад она и вправду выглядела заносчивой. Заносчивой и… ревнующей? Я отогнал эту смешную мысль, спустился в пустой вестибюль и, никого не встретив, вышел из института. Только у проходной вспомнил, что так и не принял душ. И рюкзак не забрал. Ну и плевать.
