– Я в курсе. Просто не так понял. Подумал, ты имеешь в виду вазу или кастрюлю.
– Почему?..
– Сосуд – это не только орган, по которому движется кровь. Это ещё и контейнер для чего-нибудь, обычно для жидкостей.
– Контейнер? – Глаза у Алины стали как блюдца. – Сосуды вырывают из людей, чтобы делать из них контейнеры?!
– Нет, нет, – с досадой помотал головой я. – Это разные вещи! Просто называются одним словом.
– Зачем?
– Так вышло. Изначально. Это омонимы – одинаковые слова, которые означают разные предметы.
– Глупость какая, – фыркнула Алина. – Назовите ещё!
– Ну… Кран. Он бывает водопроводный, как в ванной, и подъёмный.
– Что такое подъёмный кран? – с любопытством спросила она.
– Такая машина. Для строительства высоких домов. Он поднимает грузы.
Алина глянула в окно.
– Интересно… А что такое машина?
…И так каждый день. Я входил в эту комнату, чтобы быть осыпанным градом вопросов о самых простых, не самых простых и совсем уж непростых вещах. Иногда приходилось хитрить, иногда выкручиваться, но Алина удивительно легко распознавала ложь. Чаще всего в случае затруднения я был честен: «Я не могу ответить, Алина. Я узнаю и скажу позже». Она соглашалась. Но иногда – как, например, сегодня, когда она спросила про ментальное расстройство, – оставалось только её отвлечь.
Пока её всё ещё можно было заговорить и сбить с толку, хотя бы на время. И пока Ира всё ещё запрещала заговаривать с Алиной о чём-либо, связанном с её прошлым.
Чтобы окончательно увести ученицу от опасных тем, я скинул со спины рюкзак и вытащил пакет с обновками.
– Если бы я знал, – ставя пакет на стол, хитро улыбнулся я, – я бы, конечно, захватил сегодня «Незнайку в Солнечном городе». Но… Я принёс кое-что другое. Смотри!
Алина осторожно приблизилась к столу и заглянула в пакет. Непонимающе посмотрела на меня:
– Что это?
– Достань. Не бойся. Там нет ядовитых змей.
Она неуверенно хихикнула, вынула из пакета джинсы и, отставив их на вытянутых руках, встревоженно спросила:
– Где вы это взяли?
– В магазине.
– А что тако…
– Место, где можно найти предметы, которые тебе нужны.
– Например, книгу или шприц?
– Например, книгу или шприц.
– А, да, помню! Про магазин было в «Денискиных рассказах».
Она отложила джинсы и снова полезла в пакет. В её лице боролись недоверие и любопытство.
– Это…
– Ветровка. Верхняя одежда. Её надевают, когда идут на улицу, чтобы не замёрзнуть.
– Ветровка… Какое забавное слово. Похоже на ветер. Как это надевать?
– Как кофту. В рукава. Давай помогу… Ага, вот так. Всовывай руки.
Я держал ветровку, а Алина стояла ко мне спиной и пыталась нащупать отверстия рукавов. В конце концов это получилось. Я накинул ветровку ей на плечи, и Алина еле заметно дёрнулась. Потом подошла к стене между кабинетом и лабораторией. Жалюзи были полностью закрыты – видимо, Ира куда-то отлучилась; в последние дни она ослабила контроль и всё чаще оставляла нас с Алиной наедине, под присмотром одних только камер.
Алина, меж тем, вгляделась в жалюзи. Их сложно было назвать зеркалом, но кое-что в глянцевых плашках всё-таки отражалось.
Некоторое время она стояла молча; я замер в ожидании вердикта.
Потом Алина повернулась ко мне.
– Это на сколько?
Видимо, решила, что одежда – как книги, которые я приносил из дома. Сегодня дал, завтра заберу.
– Это навсегда.
Она снова повернулась к стене, наклонила голову, повертелась, пытаясь рассмотреть себя со спины. Потом погладила джинсы, оставшиеся лежать на столе. Тронула блестящую пуговицу, золотистую молнию. Улыбнулась – сначала неуверенно, потом всё шире. Не глядя на меня, снова полезла в пакет и вытащила кеды – они были связаны шнурками, и выглядело это довольно нелепо: как странные белые перчатки.
