Капитан Грошев явился ровно через час, минута в минуту. Войдя, отдал честь, доложил. Все, как положено. Рослый, широкий в плечах, с налитыми мускулами рук и развитым торсом атлета, капитан держался с достоинством, без суеты. Как всякого типичного начальника, прошедшего суровую и в известном смысле опасную школу, еще советского чиновного роста, Погодаева очень раздражали люди ведущие себя независимо. Поэтому он не предложил капитану сесть, чтоб знал свое место. Стоя рядом со столом генерала, Грошев доложил:
По делу об убийстве Сержантова задержано трое подозреваемых. Место нахождения еще двух неизвестно, и ведется их розыск. Опрошено сорок девять свидетелей. Главный подозреваемый, некто Кирилл Забродин, в результате оперативно-розыскных мер задержан на третьи сутки после убийства и сейчас находится в следственном изоляторе. При аресте оказал активное сопротивление. Показаний не дает. С ним работает майор Темнов – следователь по особо важным делам. Подследственные и свидетели дали множество сведений по противоправной и преступной деятельности убитого. Опергруппа действует в соответствии с указаниями и в тесном контакте с Прокуратурой.
Капитан говорил размеренно, ровным голосом. Закончив доклад, закрыл папку с бумагами и аккуратно завязал тесемки на бантик. Посмотрел на генерала, опустив по швам свои сильные руки.
Погодаев молчал, выдерживая томительную паузу под громкое тиканье настенных часов. Все это время, он рассматривал Грошева с наигранным любопытством и удивлением, будто диковинное животное. Потом взорвался криком:
– Да ты кто такой, а?! Стоишь тут, такой важный! Действует он, в контакте с Прокуратурой! А то, что у нас уважаемых и достойных людей, представителей власти, среди бела дня убивают, как в какой-нибудь Африке, ёк вашу тать! Ему и дела нет!»
Почему в Африке и почему одиннадцать вечера – время убийства Сержантова – белый день, он и сам не понял, но уже не мог остановиться. Его прорвало. Бранные слова и совершенно необоснованные обвинения в адрес оперативников, «этих ленивых жоп, этих пинкертонов сраных, которые свой член и то не найдут! И вместо того, чтобы искать доказательства и улики преступления по уже задержанному убийце, они копают всякое дерьмо на жертву убийства» – изливались из его глотки минуты три, что соответствует одной странице машинописного текста в два интервала, прочитанного в обычной динамике. Наконец, генерал истощил свою фантазию в поиске эпитетов и замолчал, остывая и тяжело дыша.
Грошев, все это время, стоял не шелохнувшись. Он только сильно побледнел и сжал до побеления костяшек свои пудовые кулаки.
Буря стихла. Погодаев налил себе стакан воды и выпил залпом, как водку. Также быстро успокоившись, как и завелся, сказал почти спокойно и даже миролюбиво: «Ладно, капитан. Не обижайся! Я сам из оперов, и знаю что почем. Иди, работай! И занимайся делом, а не х… знает чем! Ищи доказательства убийства Забродиным. Это и так ясно, как божий день! Всё. Иди! Надеюсь, ты меня правильно понял?» Грошев опустил глаза, чтобы не выдать своей ненависти к начальнику, и подчеркнуто спокойно спросил: «Разрешите идти?» – «Иди. И помни!» – еще раз повысил голос, подпустив в него начальственного металла, генерал.
Громче, чем следовало, хлопнула, закрываясь за Грошевым, тяжелая дубовая дверь. «Ишь ты, – усмехнулся Пономарев, – с характером парень! Далеко пойдет, если не сломается».
