Сняв, таким образом, стресс, он налил в фужеры свой любимый пятизвездочный «Арарат» многолетней выдержки, и они, чокнувшись тонко зазвеневшими фужерами, выпили. Глядя, как женщина закусывает коньяк бананом, охватывая его своими мягкими, ярко окрашенными губами, он было опять возбудился, но вовремя остановил себя, поглядев на аскетичное лицо «железного» Феликса на огромном портрете над своим столом. «Интересно, а как он стресс снимал?» – подумал далее генерал, отпуская с «совещания» Захарову, и глядя, как соблазнительно перекатываются под серой, форменной юбкой её упругие, круто оттопыренные ягодицы. Забыв за всеми этими приятными хлопотами о недавнем посещении бабулек, чей нафталиновый запах еще витал в кабинете, генерал решил, что на сегодня с него пожалуй хватит, и стал собираться домой.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Идя в СИЗО, на первый допрос Забродина, Юрий Андреевич ломал голову, как ему подступиться к этому странному человеку, пробить брешь в его глухой обороне. Что-то подсказывало ему, что Кирилл не виновен в смерти Сержантова. Крутилась в сознании скользкая мыслишка, как ящерица с намыленным хвостом, и как он ни силился ее ухватить, каждый раз ускользала. Темнову казалось, да нет – он почти был уверен, что эта мысль может ему все объяснить. Весь его опыт профессионала был против этого, но интуиция кричала: «Да! Да! Да! Это разгадка. Ты уже близок к ней!»
С таким вот сумбуром в голове он и вошел в камеру для допросов. Разложил на столе бумаги, ручку, диктофон, сигареты и приказал привести подследственного. Забродина, до поры до времени, по его личному распоряжению, держали в отдельной камере и это несмотря на то, что СИЗО был переполнен.
Кирилл выглядел спокойным, каким-то уж очень погруженным в себя, будто все происходящее его не интересует ни в малейшей мере. Он был небрит, под глазами залегли тени. Войдя, встал у двери, поглядел, прищурив свои серые глаза, в давно немытое окно, чему-то улыбнулся.
Ну, здравствуйте, Кирилл.
Забродин даже не посмотрел в его сторону, продолжал разглядывать свет, едва пробивающийся сквозь грязное окошко. Сопровождающий его мрачноватый сержант, как вышколенный сторожевой пес, угрожающе дернулся в его сторону. Темнов остановил его, подняв предупреждающе руку.
Сержант! Оставьте нас. Если понадобится, – я вас позову. И вот еще – снимите с подследственного наручники!
Товарищ майор, он же буйный!
Выполняйте приказ! – повысил голос Темнов.
Сержант, обиженно косясь на него, освободил руки Забродина, и еще раз, на выходе, обернувшись, вопрошающе посмотрел на Темнова.
Идите, идите. И не беспокойтесь, – уже мягче сказал тот ему вслед.
Дверь за сержантом закрылась с глухим лязгом.
Некоторое время в камере висела тяжелая тишина, как старая, полная пыли паутина.
Садитесь, Забродин.
Кирилл придвинул табурет к столу и сел, растирая затекшие от слишком туго затянутых наручников запястья.
Я распоряжусь, чтобы наручники на вас не надевали. Вы курите? – следователь придвинул сигареты к краю стола.
Забродин еще некоторое время молчал, изучающе глядя на него. Потом, все же нарушил молчание:
Спасибо, я не курю. Вы знаете, лично к вам я ничего не имею, но очень хорошо знаю порядки в вашей системе. Прежде, чем начать говорить, я хотел бы видеть своего, именно своего, а не предоставленного следствием дежурного адвоката, и еще… – он ненадолго задумался, потер пальцем переносицу, – я хочу получить личные вещи: одежду, предметы гигиены и книги. Если вам не трудно – сообщите моим коллегам о моей просьбе и проследите, чтобы это мне передали. А теперь, извините, но я умолкаю.
