(Появляется ОФИЦИАНТКА, проходит мимо столика).
САРТР. Прошу извинить. Официантка. Можем мы заказать?
ОФИЦИАНТКА. Я подойду к вам, как только освобожусь. У нас сегодня много народу.
САРТР. Но здесь никого нет.
ОФИЦИАНТКА. Вы здесь.
САРТР. Тогда почему вы нас не обслуживаете?
ОФИЦИАНТКА. Вы думаете, что вы – единственные люди на земле?
САРТР. Я могу со всей определенностью сказать, что мы – единственные люди в этом кафе.
ОФИЦИАНТКА. Я в этом кафе. Вы говорите, что я – не человек?
САРТР. Вы – человек, чья работа, обслуживать нас. Которую вы, должен добавить, со всей очевидностью не выполняете.
ОФИЦИАНТКА. Не выпрыгивай из штанов, Лягушонок. Если вы голодны, можете сжевать меню.
(Уходит).
САРТР. Какая невероятно наглая маленькая штучка. И почему я нахожу ее столь извращенно привлекательной? Вы заметили, что она уже видит меня без штанов. На кого-то она похожа. Только на кого?
КАМЮ. Мне она тоже показалась знакомой, но никак не пойму, откуда я могу ее знать.
БОВУАР. Вы оба переспали с таким количеством молодых глупых женщин, что теперь они все для вас на одно лицо.
САРТР. Только не для меня. Я никогда не забываю лицо. Или спину. И у нее удивительно красивая спина. Я только жалею, что она не задержалась подольше у нашего столика, и мы как следует не рассмотрели ее спереди. Но в любом случае, Камю, поскольку ты мой друг, я буду с тобой откровенен. Несмотря на то, что я во многих аспектах превосхожу тебя, правда в том, что я поклоняюсь тебе. Ты, разумеется, ответишь, что великий философ Жан-Поль Сартр никому и ничему не поклоняется. Он атеист. Но я поклоняюсь тебе, потому что ты – тот самый человек, каким я хотел быть. За исключением моего мозга. Мой мозг в твоем теле – это был бы идеальный мужчина. Я мог бы спать с шестью разными женщинами каждую ночь. И только с самыми красивыми. Со сколькими женщинами ты спал?
КАМЮ. Понятия не имею.
САРТР. Да ладно. Не скромничай. Хотя бы приблизительно.
КАМЮ. Я не беру в постель счеты. Уверен, у меня их было не так много, как у тебя.
САРТР. То есть ты думаешь, что я отчаянии, да? Бросаюсь на женщин, чтобы компенсировать свое экстраординарное уродство? Но это неправда. С моим уродством мы пришли к соглашению. Скажи ему, Бобрик. Скажи ему, что я ничего не имею против уродства.
БОВУАР. Сартр не обращает внимания на то, что он уродлив, в отличии от малого роста. Он никогда не простит Бога за то, что тот создал его недомерком. Отчасти это причина того, что он так сильно тебя ненавидит.
КАМЮ. Нет у него ко мне ненависти. Он – мой друг.
БОВУАР. Он любит тебя, как друга и поклоняется тебе, как мужчине, но ненавидит, как соперника, и хочет твоей смерти, чтобы скорбеть по тебе и написать твой некролог, в которой опустит тебя пустой похвальбой и со всей очевидностью выставит напоказ собственные таланты, бесконечно превосходящие твои.
КАМЮ. Не думаю я, что это правда.
САРТР. И все-таки, вероятно, правда. В свое оправдание скажу, что скорбеть я буду очень красноречиво и, по большей части, приложу все силы, чтобы не заявлять очевидное, не выпячивать мое превосходство, как мыслителя и писателя. Но потерплю неудачу. Я честный, но вежливость – это не мое.
БОВУАР. Сартр – действительно жуткая личность.
САРТР. Это правда. В моих снах у меня нет лица. Без лица я выгляжу лучше. Я выгляжу лучше и без головы.
КАМЮ. По словам Ральфа Ричардсона, он так часто накладывал грим, что у него развился страх: а вдруг как-нибудь вечером он сотрет грим, а под ним ничего не окажется. Борхес назвал Шекспира человеком без лица. Так что ты в хорошей компании.
