Адвокат, адвокат, он ворюге – друг и брат - страница 10

Какое бы у нас ни было отношение к происходящему, а жить было действительно нелегко, и самодисциплина и ответственность прорастали все глубже. За пять лет учебы залеты были единичные. Были и ЧП, но в принципе незначительные. Мы становились по-настоящему взрослыми людьми. И отношения были больше какие-то семейные, что ли. Друг за друга стояли. Вон марш-бросок. Бросить товарища нельзя. А у нас были те, кто сдыхал. И тащили их на своем горбу, матерясь всеми мыслимыми словами. Приходили к финишу чуть ли не первыми. И снисходительно прощали доходяг со смехом:

– Ну, сдох и сдох. Больше надо спортом заниматься!

Конечно, какие-то и конфликты были, и склоки, и подзуживали друг друга, и высмеивали, не всегда добро. Но чего не было никогда – это взаимного озлобления. И никому в голову не приходило, что наши одногруппники – осетин, армянин – чем-то отличаются от нас. Мы и не отличались. Мы были советскими курсантами одного из самых престижных вузов. И были братьями. Надеюсь, и сейчас ими остались.

Кстати, практически все главные национальности страны у нас были представлены. Кроме одной, известно какой. В институте был единственный еврей – на него показывали пальцем, как на диковинку, хотя был он своим в доску. Проник он в эти стены благодаря своему железному деду – генерал-полковнику, исторической личности, прославившейся в Великую Отечественную войну…

Учили нас хорошо, но больше делали упор на прикладные моменты, которые понадобятся следователю и судье в будущем. Недаром в аспирантуру и на преподавательскую работу брали только тех, кто не менее трех лет прослужил на практической работе – считалось, нельзя преподавать то, чего сам не пощупал.

Государственное право вел Владимир Стрекозов – будущий зампредседателя Конституционного суда России. Преподаватели были разные – от любимых до глухо ненавидимых. Больше всего мы, начинающие сыщики, Эркюли Пуаро и мисс Марпл, любили все связанное с криминалистикой. Завкафедрой у нас был Антонов, блестящий лектор и практик-криминалист, которого постоянно привлекали к раскрытию наиболее значимых преступлений. Он вводил нас в романтику интеллектуального поединка с преступниками.

– Да ладно ваша криминалистика, – говорил нам преподаватель гражданского права остроумный и циничный Беспалов. – Следы зубов на потолке. Настоящая юриспруденция – это гражданское право. Остальное – это ее следствия.

Но мы с ним не соглашались. Обожали мы занятия по криминалистике. Выезжали в летний лагерь в Свердловке, осматривали там места происшествий, а именно – роняли Васю, нашу резиновую куклу в солдатской форме, и составили протокол, схемы, думали, кто его, беднягу, грохнул и чем. Допрашивали друг друга. Занимались криминалистическими играми – когда тебе дают вводную, ты пишешь, что надо сделать. Тебе дают новую вводную. В результате преступление раскрыто. Снимали отпечатки пальцев. Отстреливали раритетные стволы – у нас была уникальная коллекция различного огнестрельного оружия, начиная с XIX века. Кабинет судебной медицины мы прозвали комнатой страха – там на полках в витринах стояли заспиртованные колбы, в которых «радовали» наш глаз заспиртованные части человеческих тел с различными ранами или аналогичные муляжи. На судебной фотографии фотографировали «Зенитом» и даже снимали фильмы на видеокамеру. И даже цветные. Проявить в те времена цветную пленку – даже не знаю, с чем сравнить этот адский труд с несколькими сменами химикатов и непонятным итогом.