Когда через несколько дней Темир и Фархад спустились в кишлак, сборщиков налогов в кишлаке уже не было, они возвратились в Бухару. Вслед за ними пастухи угнали многочисленную отару овец и небольшое стадо коров и телят.
Узнав, что эмирские чиновники, производя внеочередной сбор налогов, ополовинили и их стадо, Темир, сверкая глазами от негодования, воскликнул:
– Я бы не позволил так издеваться над собой!
– Мальчик мой, не гневи Аллаха, ибо гнев божий ждет тебя лишь на небе, – смиренно произнес мудрые слова старый Ибрагим. – Не гневи эмира и его подручных, ибо гнев их скоротечен и страшен, он может оборвать твою жизнь в любой момент.
– Чем жить в рабской преданности, лучше умереть! – воскликнул гневно Темир. Никто тогда и помыслить не мог, что этому юношескому девизу он останется верен всю свою жизнь.
– Весь в деда! – с гордостью произнес Ибрагим, обнимая сына. – Твой дед Мухамед-бек был хоть и не богатым, но смелым и гордым человеком. Он не раз ходил, под знаменем эмира, в военные походы, но так и не разбогател. Самую большую ценность, которую он четверть века назад привез из похода, была твоя мать, Джамиля-кызы. Я не рассказывал раньше тебе об этом. Помни, что твоя мать – дочь туркменского вождя, была добыта дедом во время набега на афганское селение. Нас поженили. Но недолго прожили мы вместе, после того, как ты родился, она умерла. Да приблизит Аллах к себе ее добрую душу.
– Я похож на нее?
– Да! Ты – копия матери!
– Как ты думаешь, отец, я могу понравиться девушке? – неожиданно для себя спросил Темир, покраснев до кончиков ушей.
– Мать твоя была настоящей красавицей. А раз ты весь в нее, значит, тоже не кетменем сделан. А чего это ты об этом спрашиваешь?
– Да-а-а так… – замялся вдруг Темир.
– Вах, вах, мой мальчик, неужели ты уже присмотрел себе черноокую горянку?
– Да, отец, – еще больше смущаясь, промолвил парень.
– И кто же это?
– Юлдыз!
– Юлдыз. – Ибрагим задумался. – Дочь Касымхана, что ли?
– Да, отец!
– Но она же еще почти ребенок, – удивился Ибрагим.
– Но я же не тороплюсь, – деловито ответил Темир, – по обычаю, сначала Фархада надо женить.
– Да! Ты прав. Только нашему Фархаду никто из кишлачных красавиц почему-то не нравится. Смотри, если все будешь делать по обычаю, можешь так в женихах и остаться.
– Не бойся, отец, я своей птицы счастья не упущу, – искренне пообещал юноша.
Это был последний откровенный разговор Темира с отцом. Поздней осенью, которая в высокогорье была особенно снежной, отец вместе с Фархадом, перегоняя на зимние пастбища отару Ислам-бека, попали в буран и погибли.
Темир узнал о смерти отца и старшего брата лишь когда в кишлак нагрянули нукеры Ислам-бека, которые, рассказав ему печальную весть, потребовали возмещения убытков от пропавших в буране хозяйских овец.
Из десяти голов, оставшихся в загоне после набега эмирских сборщиков налога, нукеры оставили сироте лишь двух годовалых ягнят.
Когда Темир попытался протестовать, нукеры просто выпороли его, как неразумного щенка, и бросили посреди двора. Привлеченные на шум и крики селяне, столпившиеся у дувала, только с сожалением цокали языками и вздыхали, не решаясь даже заикнуться в защиту сироты.
Только кишлачный кузнец, богатырь Курбан, поднял юношу на руки и, не обращая внимания на косые взгляды нукеров, отнес его в свою кузницу. На пороге их встретил сын кузнеца Худайберды. Он, сообразив, в чем дело, постелил на верстак кошму. Уложив Темира на живот, кузнец сразу же отправил сына за ишаном Базарбаем, который изредка наведывался в высокогорный кишлак, чтобы еще и еще раз напомнить горцам о величие Аллаха и необходимости своевременной уплаты налога священнослужителям. Во время таких визитов он, при необходимости, врачевал людей и животных.
