Пришибленный док ставит мне укол, предупреждая, что я сейчас вырублюсь. Обещает при этом, что завтра мне должно полегчать.
Сознание затухает вместе с мыслями о Лёхе из соседней палаты.
Очухиваюсь только на завтрашний день, когда на улице уже светло.
В голове всё ещё шумит, но боли не чувствую.
– Как Лёха? – спрашиваю, как только Михалыч заходит ко мне в палату. Он качает отрицательно головой в ответ и отводит глаза.
Все свои проблемы отодвигаю на задний план и думаю про малого.
– Вчера вечером Роман звонил, спрашивал, как ты, – говорит Михалыч.
– Да чё со мной будет, – хмыкаю, не скрывая недовольства, снова вспоминая, как я здесь оказался.
– Можешь вставать, но сильно не геройствуй, – предупреждает наш врач.
– Скажите мне, когда Лёха в себя придёт, а то я тоже подганиваю за него, – прошу неуверенно, потому что даже не знаю пацана.
Михалыч впервые улыбается и обещает мне первому рассказать хорошую новость.
Начинаю подниматься только после ухода дока.
Голова дико кружится, но я всё равно встаю. Знаю уже, что если продолжу дальше лежать, то будет хуже.
Похожее я испытал уже на собственной “шкуре”, когда очухивался на зоне, после очередной, почти ежедневной выдачи “звездюлей”.
Прессовали меня жёстко, но не убивали. Хотели сломать меня изнутри. Но я каждый раз поднимался, чтобы не доставлять этим мразям удовольствия.
Медленно хожу по пустой палате и через пару часов выхожу в коридор.
В этот момент из соседней палаты выходит Михалыч с телефоном у уха и с улыбкой до ушей.
Догадываюсь сразу, что главный пациент, из-за которого вся больница и не только, на ушах стоят – наконец-то очухался. И сам выдыхаю с облегчением.
Естественно я в курсе, что Нике Михей ничего не сделал и это потому что Клим с Бодрым во время успели.
Ромыч по телефону не стал вдаваться в подробности. Обещал, что потом всё расскажет.
Захожу к Лёхе в палату, не спрашивая у Михалыча разрешения.
Невольно стискиваю зубы, когда вижу неподвижное тело в синяках и ссадинах лежащие на широкой больничной койке с колёсами.
Вздрагиваю от неожиданности, когда натыкаюсь глазами на его изучающий взгляд.
– Здорово, Лёха, – говорю по инерции и быстро натягиваю на лицо беззаботную улыбку.
Пацан в ответ начинает моргать, тем самым показывая, что слышит меня.
Вижу, как он поднимает глаза к моей забинтованной голове.
– Кстати, я вчера решил пораньше в “Зажигай” приехать, но идея оказалась так себе, – хмыкаю и замолкаю. – Меня Илья зовут. Э-э, я знаю Клима и твою сестру Нику, – вижу просветление в глазах Лёхи и слабую улыбку на пересохших губах. – Не разговаривай, – поднимаю руку до кучи, останавливая жестом, когда замечаю, что он силится, что-то сказать. – Мы все тут за тебя болели. Но это мелочи по сравнению с тем, как твоя сестра “с ума сходит” переживая за тебя, – сглатываю комок в горле, опять внезапно представляя, что вдруг бы на месте Ники оказалась Милана. – Завтра к тебе заскочу, – говорю разворачиваясь к двери.
В коридоре меня окрикивает охранник и говорит, что ко мне приходила, какая-то блондинка.
– Надо было позвать меня, – сдерживая псих цежу сквозь зубы.
– Да хрен знает, я думал она подождёт, – отвечает охранник не обращая внимания на мои дёрганья и всем видом показывая, что он не мой пресс-секретарь.
Злость отпускает и теперь мне хочется выть. Потому что сразу догадался, что это была моя малышка.
После того, как Клим выходит из моей палаты, я сразу же звоню Бодрому.
