Слова начальника телефонной связи взволновали Алехина.
Он, конечно, не думал, что его вот прямо сейчас из кабинета отправят в колхоз на копку картофеля или, наоборот, – в Институт повышения квалификации, но насторожился. Он очень хотел установить домашний телефон. Он очень хотел вписаться в строй непонятных, но мудрых мыслей начальника.
– Я теперь много работаю, – сказал он вслух.
Некоторое время начальник связи с сомнением рассматривал Алехина.
– Это хорошо, товарищ Алехин, – наконец сказал он. – Перестройка, гласность, ускорение. – После каждого из этих слов в голове Алехина вспыхивали и гасли разные яркие факты из богатой и содержательной жизни страхового агентства. Конечно, он будет теперь работать еще качественнее. Он прижмет хвост пенсионеру Евченко. – Мы с вами не можем молчать! Мы не можем поступаться принципами. – Начальник явно шел вброд, на ощупь, он не знал, что сказать еще.
Выручила Верочка, открывшая дверь:
– К вам из профотдела, Иван Георгиевич.
Счастливый Алехин задержался в приемной.
Он так и ел глазами Верочку, разбиравшую какие-то бумаги.
Документы на телефон были подписаны. Алехин не знал, какое чудо произошло, но документы были подписаны. И юбка у Верочки оказалась с длинным разрезом. При ходьбе, да и просто при движении разрез этот расходился, правда, ничего такого особенного Алехин не увидел, наверное, Верочка немного неправильно к нему стояла – боком. Но это ничего. Это ничего, думал Алехин. Вон как хорошо все началось, главное – дальше не испортить.
– Есть, есть у меня телефон.
Длинноволосый отпустил Алехина.
А Заратустра Наманганов вдруг резво пошлепал по луже за угол бетонного забора и через пару минут принес телефонную трубку с оборванным проводом. А ну-ка, сказал он, набери свой домашний номер.
– Зачем? – спросил Алехин, рассматривая трубку с циферблатом.
– А ты не трусь. Набери.
– Меня же все равно дома нет.
– Какая разница? Ты набери, Алехин.
Ага, догадался Алехин. Они меня тут держат, а другие такие же шмонают сейчас, наверное, мой домик. Так оно и бывает. Слыхали мы про такое. И неохотно набрал свой номер. В молчащей до того трубке сразу раздались длинные гудки.
– Ну вот, – снисходительно начал Алехин, но в этот момент что-то в трубке щелкнуло, и из бездонной мглы, из дымных времён, из какой-то совершенно невероятной и страшной бездны донесся до страхового агента завораживающий ужасный голос:
– Горит, Алехин, море. Горит. Зря не веришь.
– Какое море? – ошеломленно спросил Алехин.
– Черное…
Длинноволосый отобрал у Алехина трубку.
– Хватит с тебя, – сказал он с придыханием. – Тяжелый ты человек.
До Алехина наконец что-то дошло. Эй, мужики, обеспокоенно сказал он. Если даже и горит море, я-то тут при чем?
– Тебе сколько лет? – спросил длинноволосый.
– Немного за тридцать, – неохотно признался Алехин.
– Тридцать пять. Медленно взрослеешь, Алехин. – Длинноволосый почти с сочувствием похлопал Алехина по грязной ветровке, но тут же пригрозил: – Смотри, не потеряй рака. Мы его тебе отдаем на время. Ну, как переходящий приз. Когда понадобится – придем. Так что сваливай!
И Алехин свалил. Да с такой скоростью, что чуть не сшиб в садике странный, похожий на гранатомет, прибор математика Н. Чертыхнулся второпях: этот Н. тоже придурок. Прибор поставил, а не страхует.
