Аконитовые грёзы - страница 17

– И что бы ты сама себе выбрала? – улыбается Гектор в усы, наверняка зная ответ.

А я опускаю подбородок на колени, глядя, как чайки кружатся над мачтами кораблей у горизонта.

– Наблюдать закаты и восходы солнца, засыпать под пение чаек и просыпаться под шум волн. Чувствовать, как соленый бриз заряжает меня энергией и дарит новые возможности. Свободно встречать утро где угодно на пути: на теплом песке, у рыбацких лодок, или на скалах, освещенных первыми лучами солнца. Жить в гармонии с природой и нести в себе ее силу, – на сердце в эту минуту легко, тепло, спокойно; и внутри ширится целый мир, куда больший, чем существующий. – Но, самое важное, быть свободной от страха. От страха собственной судьбы, от страха проходить сквозь жизнь с непосильными тяготами роли счастливой жены и хозяйки очередного поместья. Быть такой, у кого нет границ и ограничений. Такой, кто не ищет себя, а находит в силе и свободе океана. Быть собой, быть настоящей, быть свободной, как сам океан. Я хочу быть беспечной и неукротимой.

– Леди Буланже, что за непристойности, – игриво посмеивается Гектор в ответ. – Где ваше дворянское стремление к стабильности? Где женское желание теплого очага?

Вместо ответа, нарочито-возмущенная выпрямляюсь и толкаю мужчину на землю. Он падает на спину, приминая траву и лиловые цветы фиалок, которыми усыпана поляна. Гектор перехватывает меня за предплечья, утягивая за собой на цветочное ложе.

– Каков нахал! Я открываю ему сердце, говорю совершенно искренне и от чистого сердца, а он смеет смеяться! – продолжаю театрально возмущаться. – Вы хотите быть вызваны на дуэль, господин де ла Серна?

Гектор замирает, внимательно глядя в мое лицо. Глаза его искрятся.

– Боюсь, Адель, я уже проиграл ее тебе.

И у меня загорается на сердце, столь откровенно и интимны слова бесстрашного корсара.

Я робко замираю, когда мужчина перекатывается, оказываясь сверху меня, и аккуратно прижимает мои ладони к земле по обе стороны от головы. Дыхание спирает от необъяснимого счастья и быстроразрастающегося сладкого волнения в груди. Гектор смотрит внимательно, тепло; и проводит языком по своей нижней губе, прежде чем улыбнуться… А я так надеюсь, что он поцелует меня, и от одной лишь мысли этой словно хмелею.

Но мужчина оставляет только один невесомый поцелуй на моей ключице. Затем, посерьезнев, поднимается спешно, подает мне руку, помогая встать на ноги.

– Время, моя солнечная леди, – говорит он тихо, поднимая глаза к листве на деревьях. – Тебя будут искать.

А я понимаю, что Гектор в ту секунду думает об осени, что приближается неминуемо. О том, что ему предстоит отплыть. О том, что мне предстоит свадьба. О том, что придет конец сладкой иллюзии и столь желанному образу нас двоих, бороздящих морские просторы вместе.

Поначалу чудилось, что в Нигде вечная серость – не меняет цвет небо, не бывает иной погоды, кроме сумрака или тумана, – но спустя время, насыщаясь силами здешних обитателей, питаясь местной едой и утоляя жажду водой, я стала яснее различать переливы серого в бесконечном куполе раскинувшейся пустоты. Вакуум был полон тумана, но даже он обладал разными запахами, оттенками. Иногда серость начинала точно золотиться, и я представляла, что так приходит рассвет. Когда мрак густел до грязно-серого – думала, что настает вечер. Черно-зеленой считала ночь, а пурпурно-черной – жатву. Я училась понимать эти полутона несменяемого мрака, считывать, что (или кто) за переменами последует, чего ожидать, к чему готовиться.