Татьяна, в очках и под вуалью, сидела перед женщиной, мудрость которой заставляла трепетать сердца девяти её взрослых сыновей и дочерей. Корсет привычно поддерживал спокойное величие её осанки.
– Скажите мне, милая барышня, – перебила мать рассказ дочкиной «подруги», – а в каких эпизодах нашей с ней жизни ярче всего запомнилась я?
– Мне сразу трудно припомнить, но…
– Значит, моя память крепче, – продолжала мать. – Я помню всё, что связано с каждым моим ребёнком. Приди моё дитя через много лет постаревшим или, упаси Господи, изуродованным, всё равно бы узнала. И потому скажу вам так: сегодня я убедилась, что моя младшая дочь неплохо овладела адвокатскими премудростями, но ей никогда не стать приличной актрисой… Иди, я тебя обниму, моя дурочка!..».
И удивительное продолжение истории с её «фиктивным» мужем:
«Пётр Фёдорович Поздняков добровольно ушёл на германский фронт в чине поручика. Их супружеские отношения оставались условными, при этом оба дорожили дружбой.
Через год она узнала о его ранении и, бросив все дела, сестрой милосердия отправилась в госпиталь, где лежал он.
Ей сказали, что рана тяжёлая, – он потерял одно лёгкое. Увидев его синие глаза на бескровном лице, она, подобно княгине Волконской в сибирском руднике, впервые почувствовала, что любит мужа не по долгу, а по сердцу.
– Петя, мальчик мой! Никуда тебя не отпущу!..
Два синих озерца благодарно засверкали навстречу…
Татьяне удалось удерживать его на земле ещё десять лет.
Умер он в дороге, когда они возвращались из Новороссийска.
В тех краях находилось родовое имение Поздняковых. Крестьяне бывшую помещичью семью в обиду не дали, и мать Петра Фёдоровича жила в собственном доме. Похоронив её, он наскоро продал дом. Деньги пришлись как нельзя кстати, но в поезде его сердце отказало. Стояло жаркое лето, сохранить тело до Петербурга не удалось бы. Татьяна работала тогда юрисконсультом Октябрьской железной дороги. Получить разрешение от собратьев из Северо-Кавказского железнодорожного управления не составило большого труда, и она похоронила мужа на главной аллее городского кладбища в Ростове-на-Дону, поставила ограду. И тут же заказала дорогое надгробье, на которое ушли почти все средства от продажи дома».
Подлинное имя Петра Фёдоровича Позднякова узнать, к сожалению, не довелось…
Шло время, и судьба подарила Татьяне Константиновне ещё одного достойного человека:
«…Через год она сидела у памятника в виде небольшой мраморной часовни. В нише перед иконой мерцала лампадка. Собралась было поручить сторожу поддерживать огонёк, но цвет его носа, отёчное лицо и тяжёлый запах перегара остановили этот порыв.
– Красота какая, – раздался над ней мягкий мужской голос с донским говором. – Это ж кто удостоился такой чести?
– Разве непонятно? Святой человек.
Она не сдержала рыданий.
– Не надо так сокрушаться о святых. Им там лучше, – рассудительно заметил прохожий, склонившись через ограду так близко, что его дыхание пощекотало её щёку. – Вы молоды, красивы, интеллигентны… Впереди ещё целая жизнь.
Даже сквозь прилив слёз она отметила что-то мило чудаковатое в том, как он произнёс слово «интеллигентны» – с мягким «г».
– Можно, я посижу тут, за оградкой?
– Прямо на земле?
– На травке. Тут добрая травка.
На этот раз забавно прозвучало «траука». Она не сдержала улыбку, взглянула на него. Крупный мужчина с добрым широким лицом, рыжеватыми усами, улыбчивыми светлыми глазами под большим лбом. Он, видимо, рано полысел, но это не портило благоприятного впечатления от его внешности.
