Набрал Алёша в ладони кучу снега и стал им лицо растирать. Вроде бы от холода начал исчезать из головы образ Настасьи. Грех о ней думать. Пускай рыцарь и чужак, и негодяй, но праведному молодцу, по завету Божьему, нельзя замужнюю любить.
Для верности лёг он прямо посреди чужого двора спиной на сугроб и уставился в синее безоблачное небо. Вот такой же жизнь его была до сегодняшнего утра: беззаботной, понятной и приятной.
И вдруг одно утро. Один взгляд – и всё поменялось.
Но почему-то не жалел Алёшка об этом, а, наоборот, будто нашёл что-то бесценное, без чего раньше всё было одной детской шалостью…
***
– Вот мы и вернулись. Говорил же я тебе утром, – наставительно твердил Добрыня студёной зимней ночью, стоя под окнами заветного дома. – План помнишь?
Алёшка кивнул, растирая ладонями плечи. Придётся провести снаружи ещё немало времени, а холод пробирал до костей не слабее, чем дома в крещенские морозы.
– Не перепутай же ничего! – грозно предупредил Добрыня пылкого юношу. – Что бы ни случилось, действуй строго, как обговаривали.
Увидев ещё один кивок Алёши, который на самом деле был от сильной дрожи, Добрыня размахнулся и крючок с верёвкой с силой наверх послал. Луна и отсветы на свежем снегу помогли разглядеть, что прямо поверх перекладины левого ставня он воткнулся. Дёрнул верёвку – держит крюк хорошо. Заказали его сегодня в лавке кузнеца на рыночной площади. Должен вес богатыря сдюжить.
– Бывай, Алёшка, – сказал Добрыня и напоследок положил ладонь на плечо соратнику. – Пора спасать нашу девицу-красавицу.
«Нашу… – только одно слово из всего сказанного залегло на сердце Алёшкином. – Нашу. Не мою».
Но ничего не сказал в ответ юный богатырь, и полез Добрыня наверх, тяжело, еле-еле переступая ногами по стене, молясь, чтобы выдержали верёвка и крючок, а перекладина была прочно прибита к ставню. А уж сам ставень намертво приделан к раме. А рама…
«Надо было Алёшке лезть – он ловчее и весит меньше», – подумалось Добрыне, пока переставлял он ноги по скользкой стене, а ставень наверху скрипел от натуги.
«Надо было мне лезть», – давно уже думал Алёшка, но не смел умному другу перечить. А ведь именно его крылатая мечта пряталась внутри их безумного плана – спасти Настасью от злого рыцаря. Мечта о том, как он войдёт в её покои, сразит обидчика и увезёт невесту домой, в Ростов, с родителями знакомить…
Однако для мечты план нужен был. И как перечить Добрыне станешь, коли тот сам и план придумал, и все ходы да детали по полочкам разложил?
Никак.
Тут старше надо быть, опытнее – тогда, видно, и можно самому красавиц спасать. А пока Алёшка только и может сосульки с крыш сбивать, чтобы смешить чаровниц с лавандовыми глазами. Скоморох – вот его призвание.
Но скоморохи не нужны принцессам. Нет, они только в роли суженых не нужны, а посмеяться – это всегда пожалуйста. Может, и рублём за то одарят с барского плеча…
Пока одолевали Алёшу тягостные мысли, Добрыня до ставня добрался, схватил за нижний угол левой рукой, с силой дёрнул, так что сломал хрупкий деревянный запор изнутри, и тут же правую руку резво к подоконнику отправил. Зацепился, с усилием подтянулся до нижних рёбер, громко выдохнул и перевалился через него в комнату.
Ставни прикрыл, чтобы больше холод в дом не пускать, и осмотрелся. Темно, словно в пещере Змея. И точно так же чуял Добрыня, что наблюдают за ним и всю подноготную его наизусть знают: кто таков и зачем пришёл. Нехорошая сила таилась в рыцаре Вольфганге – иначе как бы он про их утренний визит догадался?
