Аллегория радужной форели - страница 10

Но именно со Стефани я опробовал эту тактику в первый раз. Я останавливался возле стола, за которым она сидела с подружками, и болтал со всеми девчонками, кроме нее, – я отвешивал комплименты их волосам, их туфелькам, их новым курточкам Baby Phat. Огонь для нулевых.

После нескольких недель подобных маневров однажды вечером она подошла ко мне, когда я выходил из школы. Я изо всех сил старался делать вид полнейшего безразличия – скейтборд под мышкой, бейсболка козырьком назад, хотя сердце мое билось, как лев в клетке. Она положила руку мне на грудь, ее тепло пробежало по всему моему телу. И с ходу бросилась в атаку:

– В чем твоя проблема, парень?

– Извини?

– Ты говоришь со всеми, кроме меня.

– М-м-м, нет…

– Да.

– Я не знаю, что тебе сказать, Стефани.

– Вау, ты, оказывается, знаешь, как меня зовут.

– Ну да, я знаю, как тебя зовут. Все знают, как тебя зовут.

Я смотрел ей прямо в глаза, и думаю, она приняла это за уверенность в себе. На самом деле я изо всех сил старался не смотреть на то, что находилось ниже, чтобы жар, распространявшийся по моим венам, не превратился в пожар, который заставляет мужчин чувствовать себя неловко. Не слишком приятная ситуация – из-за нее я мог бы потерять все свои с таким трудом добытые завоевания.

– И ты не собирался со мной встречаться?

– Честно? И не думал.

Лицо у нее скривилось, будто я дал ей пощечину. Я даже испугался, не переборщил ли, но удержался от соблазна во всем ей признаться. Не время отступать, я был почти у цели.

– Почему?

И тут я понял, насколько Стефани была уверенной в себе девушкой. Она даже не задумывалась, что парень может ею не заинтересоваться. Она хотела понять настоящую причину. И я ей объяснил, но частично:

– Я думаю, что тебе нужен другой парень, который бы повторял все время, какая ты красивая.

Она загадочно улыбнулась. Вот тут я и понял, что победил.

– Я не только красивая, знаешь ли.

– А?

– Я еще и добрая.

Меня застали врасплох, я не нашелся что ответить. Победителем вышла Стефани.

Три дня спустя Стефани пригласила меня к себе. Ее родителей не было дома, стоял самый разгар дня, солнце заливало ее девчачью комнату. Кожа Стефани тоже купалась в весенних солнечных лучах, и тогда она научила меня всему, что превращает мальчика в мужчину.

Я была слишком юной, когда потеряла маму, – мне было всего девять лет. Она была слишком молодой – я имею в виду, чтобы умереть. Сорок два года, рак шейки матки, перешедший в метастазы. Тысячи опухолевых очагов, созданных ее собственным телом – предательство, если подумать. Диагноз поставили в мае. А месяц спустя все было кончено.

В наши дни это редкость, когда у двадцатипятилетней девушки нет мамы. Людям обычно становится неловко, когда они узнают, что им придется извиняться за вопрос о моей матери, как будто это их вина, что ее больше нет. Они смотрят на меня так, будто я сейчас разрыдаюсь прямо перед ними. Но они напрасно беспокоятся. Я живу без нее уже шестнадцать лет и давно не плачу по этому поводу. Я не рыдаю, когда думаю о ней, кроме разве что 18 июня, дня ее смерти – в этот день мне действительно труднее, чем обычно, жить. Я не знаю почему. Не то чтобы мне не хватало ее 18 июня сильнее, чем 23 октября. Возможно, дата заставляет меня застревать в этих мыслях, в то время как обычно я об этом не думаю. А даже когда думаю, это не делает меня какой-то уж особенно несчастной. Печаль со временем тускнеет, теряет свою остроту, как пожелтевшая фотография, цвета которой становятся менее яркими, менее живыми.