Аллегория радужной форели - страница 13

– Не знаю. Возможно. Это многое бы объяснило.

Она на мгновение застывает с ложкой во рту, задумавшись.

– Знаешь, Макс, я не думаю, что ты совсем разочаровался в женщинах. Может быть, ты, наоборот, еще не созрел для отношений. Однажды ты встретишь девушку и сразу поймешь, вот и все.

Прежде чем я успеваю ответить, к нам подходит Жюли, наша коллега, и заводит с Анной разговор о телешоу, о котором я не имею понятия. Я слушаю их вполуха. Слова Анны крутятся в голове. Мне пришло в голову, что, когда мы впервые встретились с Кам, у меня появилось чувство, что это тот самый человек, потерять которого я не имею права. Мог ли я тогда быть еще не готов? А готов ли я сейчас? Это серьезные вопросы, как сказала бы Анна. И они требуют серьезных ответов. И я не уверен, что хочу их знать.

Мой отец считает, что мне не хватает амбиций, а Кам – что я боюсь собственного успеха. Кажется, они оба могут быть правы.

Первого парня, разбившего мое сердце, звали Венсан Чума. Да-да, именно Чума, прямо как та серьезная и ужасная болезнь. Я и познакомилась с ним, посмеиваясь над его фамилией, как и все, кто тогда с ним общался. Если честно, все было как-то скомканно. Теперь его зовут Винс Флек и он изучает медицину в Макгилле. Я думаю, что психолог мог бы написать неплохую работу, оценивая влияние фамилии Венсана на его жизненный выбор.

Мы встретились в питомнике для растений «Гарден» – мы там оба подрабатывали во время летних каникул. Да, питомник принадлежал семье Гарден, и такое имя подходит владельцам сада больше, чем фамилия Чума – доктору. Это мое скромное мнение, хотя оно, возможно, предвзятое.

Работа Венсана состояла в перетаскивании растений и других плодов земли, а я целыми днями сидела на кассе, сканируя штрихкоды на горшках с многолетниками или мешках с землей. Пот тек по его мускулистым рукам прямо у меня перед глазами, мое девичье нутро было смущено их откровенной сексуальностью. В то лето мне все время было жарко.

Несмотря на ужасную неловкость из-за моей дурацкой шутки над его фамилией – он даже не улыбнулся в ответ, – мы с Венсаном тем не менее нашли кое-что общее, в основном это были любовь к сарказму, ненависть к светской болтовне и неконтролируемое желание прижиматься губами друг к другу. Мне было семнадцать, и я не впервые прикасалась к парню. Но впервые я испытывала настоящее желание. И в этом огромная разница.

Когда я думаю об этом сегодня, во рту все еще ощущается легкая горечь, возможно, таков вкус капелек пота, желания и меланхолии того лета. На самом деле у нас было не так много общего с Венсаном, а главное – мы плохо понимали друг друга. Я была уверена, что наши объятия на заднем дворе, наши ночи под звездами, наши горячие тела на прохладном газоне значили что-то для нас обоих. Я думала, что, когда он оставался вечерами дома, потому что устал от работы на палящем солнце, он просто отдыхал, а не тискал не менее горячее тело Сары, другой кассирши. Я не сразу поняла, что мы взаимозаменяемы в объятиях Венсана точно так же, как у касс номер один и номер два. В то лето мне было очень жарко, но тогда же я смогла оценить и достоинства прохлады. Я поняла, что холодная голова помогает избежать многих несчастий.

Сегодня я уже знаю, что у нас с Венсаном так и так ничего бы не вышло. Мы были слишком юными и не имели ничего общего, кроме взаимной страсти. Но боль я испытала не от потери. Я впервые в жизни почувствовала себя преданной. Понимание того, что он не считал наши с ним отношения столь же важными, как думала я, что его не волновала утрата моего доверия, меня потрясло. А когда доверие разбивается на мелкие осколки, склеить его обратно практически невозможно. Не только по отношению к тому, кто тебя обманул, но оно не склеивается и по отношению ко всем, кого встречаешь после.