Уловив мимолетное движение сбоку, Умэй обернулась. Си-эр с улыбкой протягивала ей веер.
– У тебя лицо красное. – пояснила она. – Смотреть больно. Почему ты не выбрала себе такой же, когда мы были в Юйси? Там был такой белый-белый, с узором из серебряных цветов, он подошел бы тебе. Такой же холодный, как ты.
Она говорила это без капли упрека, с детской прямотой. Умэй открыла было рот, чтобы напомнить ей, что воспитанная госпожа из благородной семьи не говорит все, что у нее на уме, но тут на нее налетела Янь-эр, яростно размахивая веером:
– Она не возьмет его, Си-Си! Мэй-Мэй хочет, чтобы мы сами ее остудили!
Рассмеявшись, Си-эр присоединилась к забаве. Умэй стоически вытерпела эту шалость, едва удержавшись, чтобы не закатить глаза – воспитанные леди так не делают.
– Благодарите Небеса, что моя прическа не испортилась. – произнесла Умэй, когда напор двух вееров стих. – В противном случае ваши игрушки уже кормили бы речных гулей.
Сестры переглянулись.
– Вздор! – воскликнула Янь-эр. – Нет здесь никаких речных гулей, Юньнань – территория Дворца Мэйхуа18, даже будь здесь нечисть, адепты Дворца давно истребили бы их!
Но столь смелые слова не помешали ей опасливо покоситься на взбаламученную джонкой воду.
– Неужели ты думаешь, что я все утро стою у борта лишь потому, что мне это нравится? Кажется, не так давно я видела в воде тень. – закрепила успех Умэй и направилась к ломящемуся от яств столу, откуда ей едва заметно подавала знаки мать. Си-эр и Янь-эр за спиной Умэй перегнулись через борт, выискивая тени в воде.
Поклонившись присутствующим, Умэй опустилась рядом с матерью.
Шань Цинцао, первая и некогда любимая жена Шань Лиши, была статной и красивой женщиной с правильными, изящными чертами лица и заносчивым характером. Фигура ее испортилась после появления на свет Умэй, и Шань Цинцао решила, что детей у нее больше не будет. Несколько месяцев она глотала ртуть и свинец, едва не ослепла, но своего добилась: иметь детей она больше не могла. Ей хватило глупости гордиться этим. Торжество не перебилось и тем, что ее муж взял в семью еще одну женщину. Шань Бучжэнь была женщиной скромной и безропотной, и детей рожала, как кошка – два года по сыну и еще два года по дочери. Были и несчастливые времена: она не раз теряла детей. Не будь ее здоровье подорвано, у главы Шань сейчас было не меньше десяти детей. Бесцветная и покорная, она более чем устраивала Шань Лиши. Цинцао, даже теперь, родив всего одну-единственную дочь и лишившись особого расположения мужа, посматривала на вторую жену с превосходством. Совершенно неоправданным, как считала Умэй. Только ослепнув и оглохнув можно было не разглядеть того плохо скрываемого раздражения, с которым отец обращался со своей первой супругой. Мать любила повторять, что любовь мужчины ненадежна и изменчива, но упорно отказывалась замечать столь явное пренебрежение к себе.
– Позвольте мне. – спокойно произнесла Умэй, увидев, как отец потянулся за кувшином с рисовым вином.
Придержав рукав, она осторожно наполнила всем пиалы, миновав лишь свою. На лицо матери, светящееся гордостью и торжеством, Умэй старалась не смотреть. Но тут, к ее стыду, старшая мадам Шань с бахвальством заявила:
– Моя девочка прекрасно воспитана, верно? Она такая талантливая заклинательница и достойная юная госпожа! И при всем этом – невероятно скромна и кротка. Такую жену во всей Поднебесной не сыскать. Ее брак с молодым господином Ли
