– О чем ты говоришь? Я мечтаю об этом браке. Тогда я наконец исполню долг перед семьей и успокою все чаяния моей матушки.
– Но…
– Никаких «но». Жить на юге, в этом сказочном тихом месте, кто отказался бы от подобного? Лучшего брака никто мне не предложит. А если удачно не выйду замуж, то все, что мне останется – это совершенствоваться. Но боюсь, если и здесь не будет успеха, и я не вознесусь на Небеса21, матушка удавится с горя.
Чжан Юн хотел было что-то сказать, но не нашел слов. Некоторое время они просто молчали, слушая невнятное бормотание воды.
– Завидую Сяо Сяо. – нарушил тишину Чжан Юн. – Она сможет уехать с тобой. А я буду на другом конце страны. Разве это справедливо?
Умэй не сдержала улыбки.
– Возможно, я оставлю эту служанку тебе, чтобы ты не грустил. Если она продолжит меня раздражать своими всхлипами, я предпочту трепетно лелеять нашу дружбу на расстоянии во всю Поднебесную.
Чжан Юн усмехнулся. Он хотел было что-то сказать, но его прервал шорох юбок.
– Старший ученик, – чинно обратилась к нему старшая госпожа Шань, – не мог бы ты нас оставить?
Насилу согнувшись в поклоне, Чжан Юн бросил многозначительный взгляд на Умэй и послушно удалился. Пальцы Умэй невольно сжались на борту, когда мать приблизилась к ней вплотную.
– Ты – благородная незамужняя госпожа, разве пристойно оставаться тебе наедине с мужчиной? – упрекнула она.
– Чжан Юн – мой соученик, что же здесь непристойного?
– Не спорь со мной! Что за девица… Как прибудем во Дворец Мэйхуа, даже не приближайся к нему, не разговаривай, и не смотри в его сторону. Не хватало еще, чтобы брак был расторгнут из-за твоей неосторожности. Видят Небеса, ты не первая красавица Поднебесной, и обаяния в тебе не больше, чем в выброшенной на берег рыбе. Тебе нельзя допустить ни пятнышка на репутации.
Призвав все внутренние силы, Умэй покорно кивнула. В памяти у нее всплыла история, которую мать рассказывала ей с особым упоением. В младенчестве Умэй не спала ночами. Стоило темноте опуститься на Дворец Уфэн22 – фамильное имение семьи Шань, как она теряла покой и без конца кричала, не давая спать ни матери, ни целому легиону слуг. Поэтому ее и назвали Умэй. Уже после, когда она подросла, Шань Цинцао твердила ей: «В детстве ты приносила своей матушке так много неприятностей. Но теперь моя Мэй-Мэй хорошая девочка. Больше она не будет доставлять матушке неудобства, верно?».
Не желая больше продолжать разговор, Умэй сослалась на усталость и ушла в свою каюту.
Утром следующего дня джонка причалила в Солнечной пристани. Царившее здесь возбужденное оживление сбило бы с толку любого жителя северных провинций. Непривыкшие к густо заселённости и богатству юга, северяне испытали краткий миг ступора. В глазах рябило от пестрых нарядов, а голова шла кругом от запахов пряностей, которые ветер приволок со стороны рынка, и какофонии из голосов, топота ног и звона посуды уличных лавочек.
Наняв коляску для членов семьи Шань, и несколько лошадей для учеников и прислуги, делегация отправилась в путь.
Через несколько часов они прибыли ко Дворцу Мэйхуа. Это было огромное строение, ослепительно-белое в лучах солнца, окруженное рощей цветущих слив. Дорога к усадьбе была выстлана нежно-розовыми опавшими лепестками, а нос ласково щекотал сладковато-душистый аромат цветов.
Встретить гостей чета Ли вышла лично в сопровождении нескольких слуг. Умэй понравилось приветствие: без стройных построений прислуги, заучившей и скандирующей слова приветствия, просто и радушно, так, как встречают старых друзей, а не тех, перед кем хотят хвастнуть богатством.
