Американка - страница 3

– А что?

– Смотри, какие у тебя ноги грязные!

– Где?

Анита наклонилась, взяла меня за ступню, как мама, когда делала мне массаж шиацу. Но вместо массажа Анита шлепнула меня по своду стопы.

– Вот, как я и говорила. Черные-пречерные. И в собачьей шерсти.

– Ну немножко, – я со стыдом посмотрела на свою слегка почерневшую ступню.

– Приехала из такой современной страны, а ходишь как дикарка, – у Аниты вырвался необидный смешок, ситуация ее веселила. – Завтра на рынке купим тебе вот такие тапочки.

Она подняла обе ноги, идеально прямые, как у моей старой куклы Барби Малибу, у которой под купальником были видны линии загара. Тапочки Аниты оказались расшиты стразами и бусинами. Если бы я была младше, я бы безумно захотела такие же.

– Симпатичные, – искренне похвалила я, хотя у меня никогда бы не хватило смелости носить подобные. Я не хотела, чтобы Анита покупала мне такие шлепанцы, однако у меня не было сил спорить. Даже мое тело уступило Аните, когда ее рука в золотых кольцах потянула меня в ванную с обшарпанными стенами, но безупречно чистым кафелем. – Так, помой ноги и больше босиком не ходи. Хорошо? Завтра куплю тебе тапочки, а пока держи вот сабо.

Анита наполнила биде теплой водой и заставила меня опустить в нее по очереди каждую ногу. Так вот зачем нужно биде. Пока я, по указанию Аниты, намыливала ступни, она похлопала меня по ноге.

– А бедра у тебя что надо! А у меня смотри, какие крепкие. Потрогай! – Анита поставила на унитаз ногу в блестящей обуви и задрала юбку, чтобы показать мне мускулы, которые я уже оценила в машине. – Ты когда-нибудь видела, чтобы у женщины в сорок лет были такие бедра?

Зазвонил телефон, и Анита ушла. Я вытерла ноги – они были влажные и вкусно пахли – и надела деревянные сабо. Обувь оказалась мне велика, о чем сообщала на каждом шагу по дому. По дороге на кухню я краем глаза заметила, как Анита стояла в коридоре с телефонной трубкой в руке, опираясь бедром на мозаичный столик. Она смотрела в пол, и ее голос звучал нежнее нежного.

Лучшая часть лета уже прошла, и темнота окрасила площадь под балконом, но жизнь в квартале кипела. Скрипели тормоза, кричали дети, с грохотом опускались железные ставни. Мы начали готовить ужин. Анита положила на стол пучок зелени, завернутый в газетную бумагу.

– Это фриарелли [4], – объяснила она, разворачивая сверток, словно букет роз.

– Фриарьелли?

– Сальсичча [5] с фриарелли – любимое блюдо моего сына Рикки. Я его готовлю, только когда точно знаю, что его брат не будет есть дома. Стоит Умберто почувствовать запах сальсиччи, он слетает с катушек! – Анита поджала губы и спародировала сдержанный и назидательный тон: – «Свинина вредна, холестерин закупоривает сосуды… Лучше есть маркезанскую сальсиччу из кабанятины с соусом из свежих помидоров». А я Умберто все время говорю: «Умбе, слушай, ты что, врач? Шеф-повар ресторана с тремя звездами Мишлен? Нет! Ты просто заместитель управляющего в дешевой забегаловке, так что будь добр, помолчи!»

Анита расхохоталась, как ребенок. Кажется, высокомерие сына веселило ее не меньше, чем моя дикость. Она показала мне, как отделять листья фриарелли от корней.

– Желтые цветки не выбрасывай, мы их тоже съедим.

Цветы и свинина. Одна мысль о них пробудила голод. Я быстро прикинула в уме: если у Аниты есть сын, достаточно взрослый, чтобы работать управляющим в ресторане, значит, она забеременела очень рано. Может, ей было столько же лет, сколько мне сейчас.