– Скамейка какая-нибудь есть?
Я что-то изобразила рукой, и она догадалась, кивнула и повела меня к стене напротив.
Мы сидели на красивой резной скамеечке, а я никак не могла найти слова, чтобы объяснить этой девочке, что ей предстоит. Наконец я решилась:
– Ани, слушай меня внимательно.
Сложность состояла ещё в том, что язык она знала плохо, мне пришлось смотреть на неё, чтобы удостовериться, что она поняла меня. Ани кивнула, скорее догадавшись, чем поняв слова.
– Ани, жизнь можно отдать только любимому мужчине, тому, кто для тебя… сама жизнь.
– Любить?
– Да.
Ани быстро взглянула на меня и тем выдала себя с головой: она любит Амира, и уже готова отдать ему свою жизнь. Вот и хорошо.
– Амир настоящий вождь, он достоин того, чтобы за него отдать свою жизнь.
Она непроизвольно кивнула головой, когда поняла смысл моих слов, и так же непроизвольно спросила:
– Ты любить Амир?
– Нет. Я лишь передала ему свою энергию, ты знаешь, о чём я говорю.
Я ответила сразу, потому что сформулировала фразу заранее, пока молчала. И у меня хватило сил спокойно посмотреть Ани в глаза.
– Рина, мы едем домой.
Амир стоял перед нами грозной скалой, но всё уже сказано, и девочка меня правильно поняла. Не дав попрощаться с Ани, Амир подхватил меня на руки, и мы оказались в машине.
Я не сопротивлялась рукам Амира, когда он посадил меня на колени и обнял, сама прижалась к его груди.
– Рина…
– Всё хорошо.
Слёз не было, сердце билось спокойно, никаких чувств, в голове пустота. Амир поднял моё лицо и посмотрел тяжёлым тёмным взглядом. Я прошептала:
– Поцелуй меня.
Поцелуй прощания навсегда, когда огонь сжигает всё внутри, яростно полыхает безнадёжностью, потому что мечты уже нет, она исчезла в словах. Амир почувствовал моё состояние, но остановиться не смог, его губы горели страстью, которая только возродилась и требовала насладиться всеми ощущениями. Ещё немного и он опять меня сломает, но пусть лучше боль, а лучше смерть, чем этот огонь безнадёжности в крови.
– Амир!
Алекс оказался на страже, последнее, что я увидела, это его жёлтые глаза, они сверкнули в темноте боли, и я потеряла сознание.
Небо гремело и сверкало, море бушевало гигантскими волнами, а ветер кидался брызгами в окно, стараясь достать до меня. Фиса сидела у постели на пуфике и молчала. У меня не было ничего поломано, только синяки по всему телу, которые она залечила за ночь. Амир сидел с другой стороны постели и тоже молчал. Вчера говорить было невозможно, потому что Фиса запретила, а сегодня, потому что я отказалась говорить. Так и заявила, когда утром увидела Амира:
– Я не хочу ни с кем говорить.
– Рина…
– Амир, ты ни в чём не виноват. Я не хочу ни с кем говорить. Ни с кем.
Гроза прошла, появилось солнце, и я попросила:
– Пусть приедет Мари.
Амир обрадовался и сразу исчез, а Фиса подозрительно взглянула на меня и спросила:
– Что ты надумала?
– Ничего.
– Говори.
– Баба-Яга права, меня нельзя расколдовывать.
– Почему ты так решила?
Я не удивилась нормальной речи Фисы, явно с какой-то целью она говорила на этой странной смеси фольклорных слов.
– Каждый должен исполнить своё предначертание, выполнить свой долг.
Подчеркивая слово «свой», я надеялась, что она поймёт, но она сделала вид, что не поняла и спросила:
– Какой – свой?
– Амир вождь, он спасает свой народ, исполняет свой долг.
Фиса кивнула и собрала губы в бантик, продолжай.
– Я исполнила свой, отдала ему требуемую по закону энергию. И буду дальше отдавать… пока смогу.
