– Рина…
– У тебя всё будет, Вито любит тебя, вы будете счастливы!
– А ты? А отец?
И опять этот строгий взгляд, она коснулась моей щеки пальцами, провела так, как это делал Амир, и я вздрогнула.
– Почему ты бежишь от отца?
– Я не бегу…
– Зачем хочешь отдать его другой?
– Он вождь и его народ… он… должен…
– Ты не ответила, любишь ли ты его.
Я лихорадочно обняла её, слезы хлынули из глаз и сквозь рыдания прошептала:
– Люблю… только я не для этого… я батарейка… а он вождь… у него другая судьба… я в ней ничего не значу… отдала энергию… и можно выбросить…
– Глупая! Ты такая глупая! Рина, ты такая глупая дурочка!
Мари обнимала меня и плакала вместе со мной, неожиданно закружила по комнате, и мы обе рухнули на постель. Она прижала меня к себе и зашептала:
– Рина, ему никто кроме тебя не нужен, ты нам всем нужна, никакая ты не батарейка, слово смешное придумала. А народ …это работа, как моя школа, работа, понимаешь, а ты это жизнь, он живёт рядом с тобой. Он так на тебя смотрит каждый раз, ты не видела, он улыбается, ты сердишься, а он смотрит на тебя и улыбается. Он руку свою… обнимает тебя, а потом руку свою держит, тепло помнит, твоё тепло. Ты такая глупая, за нас с Вито боролась, против отца пошла, а сама за себя бороться не хочешь, ты – трусишка!
Она чмокнула меня в щёчку и засмеялась, утёрла мои слёзы горячими пальцами и повторила:
– Трусишка, ты храбрая трусишка. В пещеру пошла, когда отец ничего не понимал, убить мог, а ты сразу кинулась его спасать. Я видела на записи.
– А ты тоже смотришь записи с моей жизнью?
– Да. Отец… он сказал… учись жить.
– Мари, это же ужас, как можно по мне учиться жить!
– Рина, я видела всё… как ты терпела боль…
– Мари, а вот об этом я совсем не хочу вспоминать…
– Это я тоже видела. Фиса права, ты всю боль несла сама, ни с кем даже говорить не хочешь. Почему?
Мари прижалась ко мне, обняла и даже осмелилась погладить по голове.
– Боль не то чувство, которым делятся. Радость, счастье, любовь – этим надо делиться, а боль… она всего лишь боль. За болью только Пустота.
И вдруг Мари задала вопрос, от которого я вздрогнула:
– Рина, ты не хочешь, чтобы отец заполнил твою пустоту? Потому что боль из-за него?
Мари смотрела на меня чистым и ясным взглядом, в котором уже была тоска о невозможном – ведь если я его не могу простить, значит, и любить не могу. Ответить было сложно, я молчала, и она заплакала.
– Мари, дело не в боли.
– А в чём?
– Мы очень разные, ему сложно со мной… а мне с ним.
– Но ты ведь не уйдёшь?
Я с сомнением посмотрела на неё, интересно, а как она это представляет, как вообще можно от такого как Амир уйти? Она поняла меня и сразу успокоилась, выдала свой вердикт:
– Отец научится.
– Чему?
– Жить с тобой.
Удивительная девушка, истинная дочь своего отца – она сразу ищет выход из любого положения. Размышления о состоянии безнадёжности наших отношений с Амиром длились несколько минут: как только она поняла, что есть надежда на то, что они в принципе возможны, и дело только в моих сомнениях, сразу назначила отца ответственным. Именно его, не меня, странно, но мне позволено всё, а он должен учиться и искать подходы ко мне.
– Мари, я счастлива, что ты есть.
– Я?
Удивление было таким искренним, что я чмокнула её в щёчку.
– Ты. Я бы не смогла выдержать всего, что случилось, если бы не ты и… Фиса.
Глаза Мари сразу потемнели, и она вздохнула.
– Мари, Амир ничего ей не сделает.
