Молчанов брёл вдоль корпуса, будто измерял его шагами. Воздух был вязкий, насыщенный пылью, солью и чем-то посторонним. Город казался декорацией. Или – лабораторией.
Он достал телефон. Проверил почту.
Новое письмо. Опять без обратного адреса. Только тема:
«Ты зашёл слишком далеко. Но дверь – не одна.»
Он читал это не как угрозу. И не как загадку. Как инструкцию. Как внутреннюю команду.
Значит, кто-то видел.
Кто-то ждал.
И кто-то уже перешёл на следующий уровень.
Он убрал телефон в карман. Посмотрел вверх – на окна кафедры, на антенны, на пятна наледи.
И понял: теперь его не просто читают.
Теперь его позиционируют.
Тихо. Публично. Через подмену смысла. Через чужие руки. Через его собственные слова.
Глава 5
Собаку он увидел у морфийной.
Сначала подумал – показалось. Чёрная, лохматая, мелкая, с глазами, в которых было не просто утомление, а бессилие, знакомое до боли. Она сидела под батареей в переходе между отделениями – будто грелась после ночного обхода. Пыль вокруг неё была сухая, как будто здесь давно никто не ходил. Но следы – человеческие, нечеткие – тянулись от неё к стене, а потом исчезали. Ни еды, ни воды, ни коробки. Только она и тепло от батареи.
Он остановился. Не сразу подошёл. В этих стенах животные – редкость. И если они появляются, значит, кто-то позволил. А если позволил – значит, был уверен, что она не уйдёт.
– Ты тоже в поиске, да? – сказал он, словно проверяя самого себя.
– Ты не там копаешь, – сказала собака.
Он замер.
Это не было испугом. Не удивлением. Это было как если бы кто-то ответил на мысленный вопрос вслух. Как если бы окружающая реальность впервые не подыграла – а вступила в диалог.
– Что?
– Ты ищешь источник. А надо искать потребителя. Кто читал? Кто понял? Кто ждал?
Голос был ровный, без интонаций. Как у дежурного, уставшего врача, который объясняет шестой раз одно и то же. Слова ложились точно. Без поэтики. Без пафоса.
Он сел на лавку у стены. Медленно. Вдруг почувствовал, что его ноги – не его. Или не совсем. Как будто стали частью декорации. Он смотрел на собаку и знал: не спросить – хуже.
– С кем ты работаешь?
– С тем, кто смотрит сверху. Иногда – через потолок. Иногда – через Wi-Fi. Иногда – изнутри.
Она не пошевелилась. Даже не моргнула. Только сдвинула взгляд – чуть левее, будто следила за кем-то за его спиной.
– Я с ума схожу?
– С ума сходят те, кто думает, что всё случайно. Ты – начал понимать. А это другое заболевание.
Он кивнул. Внутренне. Как будто соглашался с диагнозом, заранее зная, что лечение не назначат.
– Почему я?
– Потому что ты – не умнее. Ты – аккуратнее. Ты оставляешь швы. А по ним легко зашивать.
– Ты говоришь, как человек.
– А ты слышишь, как человек?
Он замолчал. Хотел было спросить ещё – но она уже смотрела мимо него. Как будто разговор окончен. Как будто она – окно, и сквозняк закрылся.
Она назвала номер аудитории. Цифру. Слово: «найдёшь». И больше ничего. Ни инструкций, ни паролей. Только направление.
Он пошёл. Не сразу. Сначала постоял. Проверил, видит ли его кто-нибудь. Потом – медленно, как будто шаги могли запомниться.
Аудитория была пуста. В ней пахло старой кожей, формалином и временем. Стены – с облупленной краской. Компьютеры – в углу. Один – с включённым монитором. Но экран тёмный.
Он подошёл. Включил. В истории браузера – пусто. В кэше – почти ничего. Только один временный файл. JPEG. Фото скриншота. Его цитата. Чёткая, как клинический диагноз.
