Зато послушать образованного агитатора собирались охотно. Агитатор в обязательном порядке рассказывал последние новости, а затем переходил к «разъяснению текущего момента». Не доверять агитатору было нельзя: очень образованный человек, окончил духовную семинарию, учился в Эчмиадзине, вдобавок воевал, проливал кровь, то есть – не просто болтун, а настоящий последовательный боец. Наконец, главное: агитатор – такой же бедняк, как и слушатели, худой, дочерна загорелый, измученный жарой, одежда заношена и выгорела на солнце.
Агитация в политической деятельности значила многое, если не всё. Нельзя было стать революционером, не имея навыков публичного выступления и публичной дискуссии. Сейчас слово «сагитировать» практически вышло из оборота, а что такое распропагандировать – молодые люди и вовсе не знают. А в 1917 году один умелый оратор мог за час распропагандировать тысячную толпу. Анастас Микоян быстро овладел набором полемических навыков: потом он за жизнь произнесёт, наверное, несколько тысяч всевозможных речей. Говорил он хорошо, образно, точно, кратко, остроумно.
Неизвестно, сколько рабочих ему удалось привлечь на сторону социал-демократов, но буквально спустя несколько месяцев, в сентябре 1917 года, на нефтепромыслах грянула масштабная забастовка (организаторы – большевики, впоследствии бакинские комиссары Прокопий Джапаридзе и Григорий Корганов), в её успехе был немалый вклад рядового агитатора Микояна. Однако его самого в сентябре в Баку уже не было. Бродячая полуголодная жизнь, мягко говоря, не укрепила его здоровье. К концу июля его уже шатало от истощения. По прямому указанию Степана Шаумяна Анастас прервал работу и уехал в отпуск, домой, поправляться.
Дома, в Санаине, он пробыл весь август 1917 года. Пришлось признаться родителям: учёбу забросил, нигде не работает, профессионально занимается революционной деятельностью. Отец и мать критически смотрели на изголодавшегося революционера. Отец, которому уже минуло 60 лет, никогда в социализм не верил и даже попытался отчитать сына. Но ссоры не вышло. Повторимся, в семье все друг друга любили.
Отъевшись и окрепнув, в конце лета Анастас уехал в Тифлис, намереваясь, во-первых, повидать свою возлюбленную – Ашхен Туманян, во-вторых, встретиться с Шавердяном. Очевидно, далее Анастас хотел снова выехать в Баку, но остался в Тифлисе, скорее всего, по распоряжению руководства. В сентябре он стал секретарём Тифлисского комитета РСДРП, в октябре участвовал в Общекавказском съезде партии. Агитацию теперь вёл в солдатских массах Тифлисского гарнизона.
В Тифлисе Анастас встретил октябрь 1917 года.
Формально Закавказьем тогда управлял Особый Закавказский комитет (ОЗАКОМ), подчинявшийся Временному правительству. 15 ноября 1917 года ОЗАКОМ был низложен. Представители националистических партий и правые эсеры создали новый орган власти – Закавказский комиссариат. Эсеры, следует повторить, имели на той территории очень большое влияние, на их стороне были офицеры полумиллионной Кавказской армии: десятки тысяч профессиональных военных специалистов, немалая сила. Неожиданно на сторону Комиссариата перешли и тифлисские социал-демократы – меньшевики.
Девятнадцатого ноября главнокомандующий Кавказским фронтом генерал от инфантерии Михаил Пржевальский официально признал Закавказский комиссариат законным органом власти. На следующий день, 20 ноября, вооружённые группы меньшевиков захватили Тифлисский арсенал.
