И сейчас она бежала, лихорадочно закрывая замки. Однако сложнее всего было погнать с задворок разгоряченного сознания один вопрос: она заперлась от монстров или закрыла себя с ними?
***
В процедурной было пусто. Джейн испуганно распахнула глаза и оглянулась по сторонам. Скованное тело пронзила боль. С силой дернув руку, Рид обнаружила широкие кожаные наручники, врезавшиеся в кожу. Страх ядом разливался по венам, разгоняя разгоряченную кровь. Где-то за спиной Джейн раздался протяжный жалобный писк медицинской аппаратуры, однако ремни, змеями обвившие все тело, не давали и шанса оглянуться назад.
Крик застревал в горле. Словно рыба, выброшенная на берег, девушка хватала ртом воздух с широко распахнутыми глазами. Джейн не могла сделать ничего. Ее лишили права шевелиться и издавать звуки, заперли в ее собственном теле. Отчаянно хотелось содрать кожу, что будто душила ее.
Она сжала ладони в кулаки и зажмурилась, будто маленький ребенок, желавший спрятаться от реальности в темноте опущенных век. Так ведь проще: отвернуться, закрыть глаза и притворяться, что ничего не происходит. Сделать вид, что жизнь – это затянувшийся европейский артхаусный фильм, где даже актеры не понимают ни сюжета, ни смысла.
Дереализация спасает.
Как удивительно работает человеческий разум, если один маленький сбой способен стереть пространство и время, неизбежно вынуждая задаться вопросом о субъективности реальности. Солипсизм пугал и обнадеживал одновременно. Если вся жизнь – плод воображения или жестокая симуляция, то в ней непременно должны действовать основные правила построения сюжета, например, главный герой не должен умереть.
Однако хуже становилось, если на миг допустить мысль о том, что Джейн – вовсе не главный герой даже в своей собственной истории. Она – второстепенный персонаж, вспомогательный инструмент и набор функций без личности. Скучная и пресная, однако моментами необходимая для продвижения истории. Обремененная выученной беспомощностью она отпустила бразды правления, послушно отдавая всю полноту власти бездушному автору, играющему в бога.
Нет, так Джейн жить не хотела. Боялась. Именно страх вынудил ее выучить одно простое правило: никто не спасет ее, кроме нее самой. В свой истории Джейн должна быть жертвой и спасителем; загадкой и решением; вопросом и ответом. Поэтому надо действовать.
Девушка плотно прижала большой палец к мизинцу и попыталась вытянуть руки из оков, однако все было безуспешно. Детектив смогла добиться лишь протестующего крика приборов.
Как она вообще оказалась в таком положении? Воспоминания мелькали, подобно юрким рыбам в темном омуте: Джейн все пыталась ухватить хотя бы одну мысль, однако она, насмешливо виляя хвостом, погружалась еще глубже, пока совсем не пропадала из вида. Однако это все было не так важно, как острая необходимость выбраться.
Щелчок.
Джейн посмотрела вправо, глаза вмиг пронзила острая боль, а все вокруг заволокло мутной пеленой. Рид заметила несколько белых движущихся пятен: врачи. Она хотела попросить о помощи, потребовать объяснений, однако была нема. Вместо слов с губ, спотыкаясь, срывались нечленораздельные звуки, больше походившие на скулеж или звериный вой.
– Орбитокласт, – властно произнес мужской голос.
Медсестра, лицо которой полностью было скрыто белой маской, зазвенела инструментами на металлическом столике, пока не выудила нужный: длинный, походивший на штопор без резьбы предмет. Джейн задергалась, осознавая, где она видела подобный инструмент.
