Чтобы познакомиться со стекольным производством, хорошенько изучить процесс варки стекла на месте, Тарковский отправился на стекольный завод. Пьеса была закончена в предельно сжатые сроки, записана замечательным актером Осипом Абдуловым и передана по Всесоюзному радио.
На кухне у приемника собрались чуть ли не все жители коммунальной квартиры, аккуратно рассевшись рядками, словно в театре. В финале соседи поздравляли автора. Маруся накрыла стол, угощая своим фирменным винегретом. Читали стихи, пели и пили за то, чтобы жизнь как можно скорее стала окончательно прекрасной.
– Жизнь будет чудесной! Ты станешь театральным драматургом, и у нас родится мальчик, – шептала Маруся ночью в выбритую, но всегда колючую щеку мужа. – Жесткий у тебя волос, ну прямо щетина.
– Что-что? – сияя в темноте глазами, он сел, оторопело сгреб ее в охапку. – Ты что сейчас сказала, Маруська?! Мальчика ждем? Вот это здорово!
– Или девочку…
– Нет уж, как обещала – сначала мальчика, а потом девочку.
На следующий вечер Арсений вернулся домой мрачнее тучи. Сел, отодвинул приготовленную к ужину тарелку. – Не заслуживаю я кормежки. Маруся, твой муж – безработный. Ой, какую же мне сейчас начальник выволочку устроил! Аж уши горели.
– Пьеса не понравилась? – ужаснулась жена.
– Хуже того. Назвал меня… – Арсений откашлялся. – Назвал «мистиком».
– Мистиком!? Ужас какой… – Мария рухнула на табурет. – Арсюша, это же плохо, даже опасно! Где ж они ее там нашли, мистику?
– А, черт меня дернул! Я ведь энтузиаст пера, оживить пьесу хотел, ввел голос родоначальника русского стекла Михаила Ломоносова.
– Так и отлично же вышло! В качестве литературного приема. Показал связь поколений, традиций.
– И я им сказал: «Использованный мною художественный прием оживил пьесу. А вы все, товарищи, скучные хрычи!»
– Правильно! Ретрограды буржуазной закваски, – Маруся заулыбалась, положив руку на живот. – Брыкается!
– Вот что, жена! – кулак Арсения припечатал хлебные крошки на протертой клеенке. – Нечего тебе здесь, в городской пыли с мальцом делать. Пиши своим: «Согласны, скоро выезжаем».
Мать Маши с отчимом, как только узнали о беременности, засыпали молодых письмами с мольбами и просьбами рожать в больнице у Николая Матвеевича и поскорее приехать к ним на природу. Еще в начале 20-х годов, спасаясь от голода, свирепствующего в Москве, перебрались Петровы в село Завражье Юрьевецкого района, расположенное на левом берегу Волги недалеко от впадавшей в нее речки Немды.
Отчим Маруси – Николай Матвеевич Петров служил «врачом на все случаи» в местной больнице. Квартиру снимали в большом деревянном доме. Большой заволжский поселок с гудками пароходов, широкими речными плесами, лесами и полями, пятиглавой церквушкой, до которой еще не дотянулась крушащая культовые сооружения рука воинствующе атеистического государства, конечно же, казался раем для ждущей пополнения семьи.
В конце марта Тарковские отправились в рискованное путешествие. Путь был совсем неблизкий – сначала около суток поездом ехали до Кинешмы, там, на грязной привокзальной площади, распугивая кур и гусей, погрузились в розвальни извозчика. Предстояло преодолеть километров тридцать. Но каких! Дорога шла вдоль Волги, потом по замерзшей еще реке, вот-вот грозящей вскрыться. Ехали с трех часов дня до пяти утра. Арсений держал руку жены и молил только об одном – чтобы не начались роды среди этой снежной ночной пустыни. Мария притихла, опасливо прислушиваясь к толчкам в животе, и думала о том же.
